Краш-тест
Шрифт:
Ноябрь выдался холодный, уже несколько раз шел снег и тут же таял. Но к концу месяца основательно подморозило. Утром началась метель, и все вокруг сразу стало белым.
Выйдя на крыльцо бизнес-центра, я остановилась посмотреть на падающий снег. Эта картина всегда действовала на меня завораживающе: вечер, фонари, пушистые белые хлопья. Питер в снегопад становился таким же загадочным, мистическим, как и в белые ночи. Впрочем, идти под снегом было не так уж приятно: он летел в
– Зима…
– Рили? – обычным холодным тоном ответила я.
– Нина, я тебя чем-то обидел? – после паузы напряженно поинтересовался Максим.
– С чего ты взял?
Чище, Ниночка, чище, фальшивишь!
– Да с того, что я не знаю, как себя с тобой вести. Ты два месяца уже со мной разговариваешь только о работе. Если вообще разговариваешь. Как будто я у тебя штуку баксов занял и не отдаю.
Он обошел меня и спустился на одну ступеньку. Теперь я могла либо отвернуться в сторону, либо смотреть ему в глаза.
Твою ж мать! Тебе скучно? Адреналина не хватает?
Максим был без шапки, снежинки густо падали ему на волосы. Совсем как в тот вечер, когда мы познакомились при странных обстоятельствах. С ума сойти, уже почти год прошел!
Я машинально надвинула ему на голову капюшон куртки. Страшно захотелось положить руки на плечи, наклониться… поцеловать… Промелькнуло сумасшедшее: а что будет, если я действительно это сделаю?
Ничего хорошего, проворчала Нина-старая-зануда, очень неловко будет.
Я дико разозлилась на себя за это желание. И даже назад чуть отодвинулась.
Хочешь отношения повыяснять? Ну ладно, тебя за язык не тянули.
– Да просто ты, Максим, замуж выходишь… ой, извини, женишься. Только и всего.
– И что? – удивился он. – Я и раньше был не один. Да и ты тоже. Но это не мешало.
– Ты думаешь, ничего не изменилось? По-твоему, штамп в паспорте никакой роли не играет?
Максим стоял, засунув руки в карманы, и молча смотрел куда-то в мировое пространство. И тут меня прорвало.
– Знаешь, моя мать всю жизнь потратила на женатого мужика. На моего отца. Она была его секретаршей. После работы они вместе проводили время, а потом он ехал домой. К жене и детям. Так что у меня к подобным вещам, похоже, врожденный иммунитет.
– Между прочим, ты ничего не сказала о том, что разошлась со своим, - зло прищурившись, отрезал Максим.
– А должна была? – голос предательски дрогнул.
– А если не должна, так о чем вообще разговаривать?
– И правда, не о чем.
Я обошла его и спустилась по ступенькам.
– Нина, подожди!
Но я только плечом дернула и свернула за угол. И только там разрешила себе расплакаться. Какая разница, все равно снег в лицо, тушь потечет.
Бог ты мой, Бобровская, какая же ты тупая идиотина! Он ведь спрашивал о том, почему ты делаешь морду ящиком, шипишь и не хочешь разговаривать с ним о Питере, машинах, футболе, книгах и прочей лабуде. А ты поняла в сторону того, что чешется, и начала трагически объяснять, почему не бросаешься ему на шею с воплем «Ваня, я ваша навеки».
Еще через квартал до меня дошло: претензия о том, что я не поставила его в известность об изменении своего статуса, как-то плохо вписывается в эту концепцию. И заревела еще сильнее.
= 24.
5 декабря
Выходные я целиком прострадала. Снова и снова пережевывала разговор с начала до конца и с конца к началу. И злилась дико. На себя. И на Максима.
Какого черта тебе вообще надо? У тебя свадьба через месяц, вот и оставь меня в покое!
И при этом никак не могла прогнать глупые мечты.
«Нина, мы с Зоей расстались» - и дальше всевозможные вариации.
Да-да, давай. Раскатывай губу трамплином. Смотри не наступи!
А снег тем временем шел, не прекращаясь. Коммунальщики традиционно удивились: опачки, зима, неожиданно. В воскресенье утром я поехала к маме и впервые включала блокировку колес, чтобы загнать Жорика на засыпанную рыхлым снегом Парголовскую гору. На каждом шагу владельцы пузотерок беспомощно буксовали, зарывшись в сугробы по брюхо.
В понедельник Максим оперировал, а меня весь день не оставляло странное чувство, как будто что-то вот-вот должно произойти. Что-то необычное. И почему-то вспомнилась чашка с кофейной гущей, по которой он летом мне гадал.
Поздно вечером, когда я уже собиралась ложиться спать, ожил телефон. «Максим Фокин», - высветилось на экране.
– Привет, Нин, - сказал он мрачно. – У нас проблема, и у меня к тебе большая просьба. Медпункт лемболовский грабанули, надо съездить акт составить.
Медпункты наши в области работали с весны до осени, кроме трех, в крупных садоводствах и дачных поселках, где люди жили и зимой. Лемболовский был одним из них. Где-то в часе езды.
– Ну так и что? Ты хочешь, чтобы я съездила?
– Ты со мной. Я на своей машине не проеду. В городе задница, а уж там-то!
– Ну да, конечно, - ехидно заметила я. – Как что, так Большой Черный Джип – это понты, а как по снегу ехать – так сразу круто. А на электричке?
– Ты знаешь, сколько там идти от электрички?