Красивая, богатая, мертвая…
Шрифт:
– Я все равно не доверяю журналистам… Хорошо, если он сказал тебе правду.
– Ох, Сережа, что-то у меня тревожно на душе… Отправила мальчишку следить за Ольгой, а сама места себе не нахожу… Понимаю, что задание простое, сиди себе в машине и следи за тем, как наша наследница разговоры со своей Валентиной разговаривает или вещи покойной сестрицы перебирает в ее квартире…
– Да что-то ты быстро его на дело отправила, – сказал Мирошкин. – Ты хоть в курс-то его ввела?
– Да. Рассказала ему обо всех подозреваемых. Сказала, как важно проследить за Ольгой, если она причастна к убийству сестры, то у нее явно есть сообщник. Хотя мне самой в это
– Ну, может, и правильно. Помощник вам нужен, давно пора.
– Завтра похороны Ирины.
– Вы с Глашей поедете?
– Ну конечно! На кладбище всегда можно встретить самых неожиданных людей… Может, узнаем что-то интересное…
Позвонили. Лиза открыла телефон:
– Это Глаша, – сказала она Мирошкину. – Привет, дорогая. Что? Хорошо, рассказывай…
Лиза внимательно слушала. Мирошкин, следивший за выражением ее лица, понял, что произошло что-то важное.
– Хорошо, Глаша. Продолжай. Осмотри дом. Мало ли что найдешь… И успокой Людмилу, скажи, что ее хозяина скоро выпустят под залог… Жалко женщину. Пока. Будем с Сережей думать.
И, повернувшись к Мирошкину:
– Значит, так. Людмила нашла за цветочным горшком телефон – женский, розовый. Не знает, когда и кто его мог оставить. И еще Людмила вспомнила, что незадолго до смерти Ирины к ней приходила женщина, судя по описанию – Валентина, хозяйка Ольги. Ирина назвала этот визит «делегацией»…
– Что? Валентина? Ничего себе поворотец! Вот уж кого, а ее я действительно никогда не подозревал!
– А что… – задумалась Лиза. – Она могла ненавидеть Ирину со слов Ольги, кроме того, кто приходил к Ирине домой, когда Ольгу оперировали, и просил помочь сестре? Правильно – Валентина. И слово «делегация» сюда подходит. Вроде как делегация от бедной и больной сестры.
– Может, Ирина обошлась и с Валентиной грубо, наговорила лишнего, вот та и разозлилась. Наняла кого-то, может, родственника или любовника, и попросила убить Ирину… А поскольку у Ольги с Валентиной дружба – неразлейвода и Ольга чувствует себя обязанной Валентине, то почему бы действительно не предположить, что Валентина, убивая Ирину, надеялась на то, что Ольга ее не оставит ни с чем? Хотя как-то все это сложно…
– Думаешь, они действовали с Ольгой сообща?
– Все возможно. Тем более что эксперты проверили договор купли-продажи родительской квартиры сестер Виноградовых, и эти результаты против Ольги…
– Значит, этот Исаковских, мошенник, прокрутил это дельце с ее, Ольгиной, подачи?
– Во всяком случае, подпись Ирины фальшивая, ее сравнили с ее подписями на многочисленных документах… А подпись Ольги – настоящая.
Телефон снова зазвонил. Лиза улыбнулась, увидев имя на дисплее.
– Янина! Здравствуйте, Янина! Рада слышать ваш голос… – Улыбка так и застыла на ее лице. – Что? Отказывается? Ну, что ж, хорошо. Я сама позвоню ей… Как это не звонить? Янина, постойте, что-то я не совсем понимаю… Да. Да. Хорошо. Спасибо вам большое… Записываю… До встречи.
– Сережа, Янина сказала, что она нашла свидетельницу, которая видела… ты не поверишь… машину, в которую тем вечером садилась Ирина Виноградова!
– Да ты что?
– Она нянька, живет в «Волге» и нянчит
– Поехали, конечно. Ты не забыла, что там, в «Волге», сейчас Глаша?
Глава 30
20 июня 2011 г.
Осмотрев дом, Глафира сделала для себя некоторые выводы. Во-первых, Ирина пока еще не успела здесь пустить, что называется, корни. Наличие ее драгоценностей в шкатулке еще не говорило о том, что она тут по-настоящему живет.
– Скажите, Людмила, ведь она бывала здесь как гостья?
– Даже и не знаю, как сказать. Бывала, жила, какая разница? Зимние вещи, понятное дело, не перевозила, хозяйством особо не интересовалась… Создавалось впечатление, будто она находится в какой-то хронической, если так можно выразиться, задумчивости… Как если бы она размышляла, все ли правильно она делает в своей жизни. То есть я хочу сказать, что радости особой она от жизни не испытывала. Возможно, она просто не была эмоциональной, вот как мы, простые люди… Или сама не знала, что хотела. Пресытилась. С жиру бесилась.
Так, разговаривая, Глафира с Людмилой вернулись на кухню.
– Глафира, пожалуйста, поговорите с Елизаветой Сергеевной, может, она посодействует освобождению Дмитрия Сергеевича, – заканючила Людмила. – Ну не звери же там сидят, должны понимать, что он невиновен…
И тут на глазах Глафиры Людмила, словно забывшись, машинально принялась разливать, раскладывать по большим термосам еду.
– Какие у вас хорошие термосы, – заметила осторожно Глафира. – Большие…
– Да, это зейдановские, голландские, отлично тепло держат.
Она так увлеченно проделывала эту работу, как если бы Глафиры рядом и не было.
– Вы что, действительно ждете его каждую минуту? – не выдержав, спросила Глафира. – И разливаете по термосам, чтобы все оставалось теплым?
И тут Людмила, очнувшись, уронила половник. Взглянула затравленно на Глафиру.
– Господи… простите… Пожалуйста, никому не говорите… Это я детям. Все равно же в доме никого нет! Прошу вас, Глафира, никому… Это же стыдно, я понимаю…
– Да что вы! – воскликнула Глафира. – Конечно, никому ничего не скажу! Даже не думайте об этом! И вообще, я ухожу. Все, что надо, я уже увидела и поняла. Главный вывод сделала: отношения между Ириной и вашим хозяином были так себе. Не любовные, не душевные.
– Да, это так… – все еще красная от смущения, Людмила, вероятно, думала о своих термосах.
– Знаете, у меня колесо немного спустило, надо бы подкачать, а насос у меня сломался… Вы не дадите мне свой?
– Да без проблем! Пойдемте в гараж!
Людмила вытерла руки о передник и энергично, как она в силу своего характера делала все и всегда, почти выбежала из кухни, словно для того, чтобы и Глафира так же быстро последовала за ней, подальше от злосчастных термосов.
В гараже стоял «Фольксваген».