Краски Африки: нарисовать себя заново
Шрифт:
Водоросли и революция
Утро. Сижу на берегу, наблюдаю любимый отлив. Вижу женщин, медленно шагающих вдоль океана в длинных цветастых платьях. В руках у них веревки, палки и плетеные корзины. Прямо в этих платьях они заходят в океан и долго бредут к каким-то зеленым островкам. Там сейчас глубина по колено, не больше. Женщины наклоняются, что-то рассматривают и начинают ковырять под водой, не обращая внимания на намокшие подолы.
Оказалось, что на дне морском плантация… водорослей. Выращивают их особый вид – ярко-салатового цвета, по форме напоминающие кораллы. Гигантские приливы и отливы делают этот бизнес возможным. Пучок таких водорослей привязывают к палке, которую потом ввинчивают
Эти водоросли можно есть: на вкус они напоминают хрустящие соленые огурчики. Говорят, они чудесно действуют на мужскую силу и энергию, но проверить это не удалось. Зато удалось убедиться в их косметических свойствах: на Занзибаре есть заводик элитной косметики, который назвали Mwani (что и означает “водоросли” на суахили). Здесь водоросли сушат под навесами – и они становятся фиолетовыми. Затем измельчают и смешивают с мыльной основой – а когда она застывает, режут на куски металлической нитью, вручную обрезают острые углы, ставят штамп, заворачивают в пальмовые листья и дают отстояться в холодильной камере. Потом это ароматное чудо экспортируют либо продают в местные пятизвездочные отели.
Основали проект европейцы в 90е годы. Только они не знали тогда, что проект запустит настоящую социальную революция на острове. Дело в том, что традиционно в мусульманских семьях Занзибара женщины не работали и по понятным причинам были полностью зависимы от мужчины в семье. Для работы на плантациях и на фабрике требовались женщины. Мужчинам было чуждо это занятие – ввинчивание палок в песок, стоя по щиколотку в воде. А женщинам оно подошло.
Идея нового “женского” бизнеса была воспринята мужчинами в штыки. Им не не нравилось, что их жены куда-то уходили из дома и зарабатывали собственные деньги. Еще больше им не нравилось то, что с работы женщины возвращались усталыми и совсем не поддерживали романтические порывы супругов – те даже шутили, что это новая программа по ограничению рождаемости.
Но женщин было не унять. Постепенно “водорослевый” бизнес стал символом освобождения женщин на острове. Ранее они покидала дом разве только для посещения родственников, свадьбы или похорон. Изоляция женщин от внешнего мира отражалась и в архитектуре традиционных мусульманских жилиц: рядом с домом всегда были большие каменные скамейки, на которых хозяин дома мог беседовать с гостями, не приглашая их внутрь дома (чтобы лишний раз не знакомить жену с чужаками). А тут, представьте себе, женщина уходит на работу за пределы своей деревни и работает на дне морском под пристальными взорами всех окружающих и прохожих. В домах кипели страсти почище мыльных опер. Многие мужья грозили своим женам разводом. И разводы действительно были!
Дальше – больше. Для продажи “товара” женщинам понадобилось самостоятельно ездить на рынки в другие города, что было вообще неслыханно, ведь раньше покупками на Занзибаре занимались исключительно мужчины. На фабрику стали водить туристов, проект привлек журналистов, статьи о Mwani появились во многих блогах и даже на ВВС. “Океанские огородницы” стали почти звездами. А еще они стали состоятельными дамами теперь они могли позволить себе купить и мебель для дома, и школьную одежду для детей, и даже мотоцикл. А все началось с водорослей.
Я купила два кусочков мыла с водорослями на заводике Mwani. Они добавили туда ароматические масла, завернули кусочки мыла в пальмовые листья и перевязали бечевкой. Точно такой же, которая держит молодые пучки водорослей на дне морском. Я выбрала запахи корицы и лемонграсса. Эти пахучие кусочки сейчас лежат передо мной и напоминают мне о Занзибаре, когда-то известном как Остров Специй.
1.Что такое афро-соул?
Я поняла: мне нужна гитара. Я не знала еще, что буду играть, просто захотелось перебирать струны и творить нечто созвучное окружающей красоте. Попросила о помощи хозяев гостиницы, они кому-то позвонили, а этот кто-то позвонил кому-то еще.
Канал обмен информацией через друзей, соседей и знакомых в Африке многократно мощнее и важнее интернета. Самое вопиющее свидетельство этого факта – местные таксисты. Работает это так. Я сажусь в такси и называю место назначения. Таксист радостно кивает: конечно, он прекрасно знает, куда и как меня везти. Когда же мы подъезжаем к населенному пункту, начинает происходить нечто странное. Таксист подруливает к группе мужчин, сидящих на обочине, и о чем-то спрашивает. Ответ приходит в форме разнонаправленных жестов. Таксист кивает и едет дальше. Через 100 метров ситуация повторяется, при этом водителю велят ехать в обратном направлении. Вначале я еще надеюсь, что он уточняет не адрес, но потом понимаю: зря надеюсь. Еще через сто метров происходит еще одна сверка с информационным полем деревни – после чего водитель обескураженно разворачивается ко мне и говорит: “Такого отеля здесь нет”.
Тут наступает мой звездный час: я вынимаю из рюкзака планшет с закачанной на него картой Танзании. Печатаю название места: красный флажок показывает, что объект всего в паре километров. Одно касание – и пунктир маршрута ведет нас по песочной дороге между серыми каменными домами. Водитель с сомнением поглядывает на указания навигатора, но следует им – и скоро мы приезжаем. Если вы думаете, что водителя нет доступа к онлайн картам, то ошибаетесь. У каждого есть смарфон, который используется для чего угодно (например, для просмотра фильмов и роликов прямо во время движения), но но только не для Гугл карт. Видимо, это некое репутационное табу. После двух-трех таких бесплодных поездок с петлянием по поселкам я стала заранее строить маршрут на своем устройстве и настойчиво предлагать водителю с ним сверяться. Это сэкономило мне много часов жизни.
Но в случае с гитарой занзибарский “интернет” сработал безупречно. Через 2 часа у меня в руках телефон музыканта, готового расстаться со своим инструментом в обмен на 10 тысяч шиллингов в день (это около 300 рублей). Через 2 минуты мы договариваемся, где и как я могу ее получить. Парень вызывается лично привезти мне гитару – видимо, очень нужны деньги.
Спустя пару часов передо мной стоит темнокожий красавец в небесно-голубой рубашке, красной бандане и черных очках. Его зовут Ричи, хотя по паспорту он Салум (так назвал отец, но он не согласен). Забираю гитару, а он не уходит. Предлагаю поиграть вместе, парень широко улыбается: конечно!
Начинаю я. Мой выбор по умолчанию – “More than words”, лучшая песня всех времен и народов (по крайней мере, для меня – из-за нее я и научилась играть на гитаре 3 года назад). Передаю ему гитару: может быть, сыграем что-то из классического рока?
– Я не пою каверы.
– Что, и не знаешь даже?
–И не знаю.
– А что же тогда ты поешь?
– Свои собственные песни. Сыграть?
– Давай.
Я заинтригована. Африканская музыка разве это не бешеный ритм барабанов и радостные пляски? Как это соотносится с гитарой? Ричи берется за струны: слышу грусть и нежность. Голос сильный, чуть сиплый. Наверное, так звучала бы необработанная терракотовая земля с песком, если бы умела петь. Не понимаю ни слова на суахили, но ощущаю позвоночником, что песня о любви, в которой не все благополучно.