Красная готика
Шрифт:
Конечно, масоны в романе Писемского были вовсе не такими кровожадными интриганами, а скорее наивно философствующими, безобидными и даже прогрессивными людьми — это до некоторой степени успокаивало. Хотя… Из общения с Феофаном, энциклопедий и рассказов Субботского, Прошкин уже твердо усвоил — масон масону рознь! Может быть, продавшиеся демонам иллюминаторы или рыдающие в холщовые полотенца хлыстовцы, а то и сами розенкрейцеры только и ждут, что бы набросится на сверх меры любопытного ответственного работника, размахивая белыми носовыми платками и жуткими орудиями средневекового мракобесия.
Прошкин встряхнул головой, и, прижав документы к груди, пошел напился холодной воды прямо из-под крана. Он взял листок бумаги, карандаш и попытаться проанализировать ситуацию, как это обычно делал сам
С другой стороны — если абстрагироваться от мистики и вернуться в суровое «здесь и сейчас» — картина оказалась еще более удручающей… Товарищ Баев — простой советский майор МГБ — являлся легитимным наследником своего сводного брата — Сейид Мир — Алим-хана, — последнего правившего эмира Бухары, ныне проживающего в Афганистане. То есть мог претендовать как на политическое, так и имущественное наследие старинной и все еще влиятельной в исламском мире династии совершенно законно!
Как практик Прошкин знал — граждане не рождаются английскими шпионами, вредителями или секретными сотрудниками. Таковыми их делают обстоятельства. А обстоятельства, в свою очередь штука непростая. Не установленные лица могли разыскивать эти документы, что бы затем шантажировать и использовать в своих целях Сашу — вхожего в весьма высокие кабинеты — его далеко не пролетарским происхождением. А другие лица — из тех самых высоких кабинетов могли, со своей стороны, искать те же самые документы, что бы в пылу политической борьбы изготовить из честолюбивого специального курьера нового Чай-Канши — только для арабского мира… Конечно, названый дедушка Александра Дмитриевича поступал весьма мудро не давая эти опасным бумагам дальнейшего ходу.
Прошкин потер виски, голова от непривычно интенсивных размышлений тупо болела, аккуратно трижды перегнул исписанные вензелями странички и засунул их в корешок романа «Масоны». Пусть уж Александр Дмитриевич сам решает — сжечь ему этот памятник царской бюрократии и продолжать служить в скромном звании майора, или прочитать в слух по радио Коминтерна на всех известных ему языках, воодушевив остальных еще живущих престолонаследников и особенно своего братца Мир — Алима!
В дверь торопливо постучали. Прошкин нервно вздрогнул, сунул книгу в кухонный шкаф, на цыпочках подошел к окну, взгромоздился на табуретку и выглянул в форточку. У двери стоял Вяткин с каким-то пакунком в руках. Прошкин открыл окно и спросил с тайной надеждой:
— Что там — война началась? Нет??? Так чего ты гремишь! Время же позднее! Соседи уже спят давно!
— Николай Павлович — вы же сами сказали — если что-то будет для товарища Баева — письма, телеграммы, звонки телефонные, посылки — все сразу же вам докладывать или нести! Вот я и принес. Это из библиотеки. Он заказывал, еще до того как заболел… — Вяткин протянул пакет прямо через окно.
— Открывали? — строго спросил Прошкин, разглядывая пакет с разных сторон и взвешивая на руке.
Вяткин виновато рыл носком сапога гравий на дорожке:
— Мы же не остолопы какие-то — Николай Павлович! Сперва миноискателем проверили, потом собаке понюхать дали. Потом токо открыли…
— Ну и что там?
— Там книжка. Детская, — Вяткин радостно улыбнулся, — забавная такая. Мы даже прочли…
— Страна всеобщей грамотности! Вы б лучше «Красную звезду» прочли или «Известия» — а то, не ровен час — приедет неожиданно Станислав Трофимович, спросит про текущий момент — а мы что ему отвечать будем? Что мы детские книжки миноискателем проверяли? Кто сейчас генеральный секретарь Французской коммунистической партии?
— Кажется… Товарищ Жорез… Нет… Жорез — из социалистической партии… А коммунистической партии — Торез… Морис Торез… — неуверенно промямлил Вяткин,
— Кажется? Когда кажется — крестится надо! А ты комсомолец! И полчаса не можешь вспомнить кто такой товарищ Торез! Да он с двадцатого года на этом посту! А сейчас уже — 1939! Можно знаешь, уже было бы знать! Ну — а кто президент в Аргентине? — Вяткин густо покраснел, а ямка под носком его сапога по глубине стремительно приближалась к нефтяной скважине. Прошкину уже и самому было в пору пить капли Зеленина от случайно выявленного жалкого состояния боевой и политической подготовки собственных сотрудников, — Вяткин — что у вас там творится за безобразие? Ты, какое положение в мире вообще представляешь себе? Иди, немедленно в библиотеку, к завтрему подготовься и будешь политинформацию проводить! Хоть целую ночь наизусть учи, но что бы завтра от зубов отлетало!
— Вот еще читатели на мою голову, — Прошкин раздраженно посмотрел вслед бодро удаляющемуся Вяткину, захлопнул окно и развернул книжку.
На тряпичной обложке красовалось: А. Гайдар «Тимур и его команда». Прошкин снова вздохнул и сверился с блокнотом — ошибки не было. Перед ним та самая книжка, которую Субботский упомянул однажды в присутствии Баева, охарактеризовав как «… пособие для создания тайной организации, что бы ни сказать — масонской ложи».
«Рекомендовано народным комиссариатом образования СССР для детей среднего и старшего школьного возраста», прочитал Прошкин на другой стороне обложки — дожили — кругом сплошное вредительство! Сегодня детишки прочитают в этой книжке, как под руководством тайного штаба — совершенно не подконтрольного ни партийным органам, ни органам местного самоуправления, без участия вожатых — комсомольцев и в отрыве от пионерской организации, дрова по ночам колоть, а завтра — уже в реальной жизни тот же тайный штаб им спички раздаст, что бы колхозные фермы поджигать! Никакой романтический флер или использование несовершеннолетних персонажей в качестве героев, ни длинные тексты песен из вымышленных опер, ни что иное не могло скрыть существа содержания от бдительного профессионала! В книжке наличествовали практические рекомендации по размещению контрольных постов и тайников, двойной системы подчиненности, многоуровневой системы оповещения и экстренной связи, затруднявшей выявление организации, системы сбора и передачи стратегических данных, и даже основы тайнописи и пиротехники! Обуреваемый профессиональным негодованием Прошкин погрузился в чтение, что бы до конца уяснить как именно коварные розенкрейцеры и прочие мутные полубратья, при попустительстве наркомата образования, сбивают с прямой дороги знаний наивных советских пионеров…
20
Прошкин собирался с визитом в лечебное учреждение — аккуратно завернул в хрустящую миллиметровую бумагу, обе познавательные книжки, отбросив на подоконник ставшую не нужной газету, вымыл пару яблок, сложил их в бумажный пакет, бросил все это в сетку и добавил бутылку минеральной воды «Боржоми», которую не выпил вчера только из большого сочувствия к тяжелому состоянию Баева. За время короткого сна голова у него совершенно прошла, зато от минувших треволнений стало глухо болеть где-то в глубине за ребрами с левой стороны. Надо на самом деле заскочить к Борменталю, каких-нибудь сердечных капель хлебнуть…
Лазарет.
Сашу берегли как зеницу ока. Сотрудники Н-ского МГБ НКВД, в халатах и пижамах с инвентарными номерами во множестве слонялись по больничному двору, приторно громко стучали костяшками домино на лавочках или, прикрывши лица газетами, пристально рассматривали посетителей лечебного учреждения. За стойкой регистратуры в марлевой маске, привязанной к наивно оттопыренным ушам, бдел Вяткин. Еще с десяток сотрудников рассредоточился по самому зданию больницы, а третий этаж, где собственно и проходил лечение Баев, полностью освободили от больных и украсили табличкой «КАРАНТИН — вход СТРОГО воспрещен!», возле которой тоже был устроен сторожевой пост. В Сашиной палате, рядом с одром больного, неотступно сидел, строго проинструктированный лично Корневым, фельдшер Управления Сергей Хомичев. Уезжая на актив, Корнев был спокоен — если не за здоровье, то уж во всяком случае, за жизнь товарища Баева.