Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха
Шрифт:
Так и родилось это хитроумное решение: создать ему «легенду», представить Гиммлеру «приукрашенный» и убедительный образ законченного предателя. Гиринг объясняет Большому шефу: «Не все нужно рассказывать военным, они ведь ничего не понимают в политике; и не все нужно говорить политикам, потому что они ничего не понимают в разведке».
Треппер: «Но тогда кто же должен понимать все?» «Тот, кто ведет игру. И именно он должен каждому отмерить его порцию».
Гиммлеру отмеряют добрую меру. Рапорты Гиринга не оставляют никаких сомнений в предательстве заключенного. Фортнер, как и все остальные, читая их, поверит, что Треппер выдал Каца, Гроссфогеля, Максимовича. В одном из рапортов дата ареста Большого шефа будет даже перенесена с 24-го на 16 ноября, с тем чтобы можно было вменить ему в вину разгром «Симекс» и «Симекско», облаву, осуществленную в Бельгии, и арест группы в Лионе…
Гиринга можно понять. Но
Ставка огромная.
Моральный дух немцев в 1943 и 1944 гг. упал по сравнению с зимой 1941–1942 гг., когда союзники, которых побеждали на всех фронтах, были на грани отчаяния. Германия, охмелев от побед, вдруг отрезвела под стенами Москвы, и в течение нескольких месяцев переживала тоску похмельного синдрома. Война больше не казалась грандиозной прогулкой; она будет долгой и мучительной, и неизвестно, чем она закончится.
Многие военные и гражданские деятели считают, что близится катастрофа. Германия никогда не выигрывала войны на два фронта. Придется договариваться с Западом или с Востоком. Но ратовать за переговоры равносильно самоубийству; можно прослыть пораженцами, то есть предателями. Лучше уж двигаться к пропасти, как все остальные: шагая в ногу.
Гиммлер — не все остальные. Он не подвержен всеобщему страху, поскольку сам — источник и орудие этого страха. Гестапо его не пугает: он и есть гестапо. И если рейхсфюрер достаточно проницателен, чтобы оценить ситуацию, то кто же, как не он, может принять необходимые меры для ее спасения? Гиммлер — здравомыслящий безумец, не такая уж редкая порода. Голова в облаках, ноги на земле. Он почти уверен, что в него переселилась душа короля Генриха Птицелова, который правил германскими племенами в XI веке и перед которым он особенно преклонялся; но тем не менее его эсэсовские дивизии — единственные в немецкой армии — были обеспечены меховой одеждой уже во время первой русской зимы. Здравый смысл подсказывает ему, что необходимо покончить с войной на двух фронтах. О переговорах с Востоком он и не помышляет: Гиммлер — неистовый сторонник «крестового похода против большевиков». Следовательно, его усилия будут направлены на переговоры с Западом. Безумие Гиммлера, конечно же, в его уверенности, что Черчилль или Рузвельт согласятся вести с ним переговоры и пожмут руку, обагренную кровью миллионов жертв. Но иллюзии рейхсфюрера — которые он, между прочим, будет питать до самого конца — это его дело.
Наше же дело — политика.
Существует ли связь между политической игрой в мировом масштабе, которую ведет Гиммлер, и «игрой» Треппера, его неожиданного пленника? Существует — прямая и абсолютно простая.
Чтобы заключить сепаратный мир с одним из союзников, сначала надо расколоть союз, разорвать фронт противника, открыть в нем брешь, через которую можно прорваться вперед. И самый лучший союз может распасться. Сталин, Черчилль и Рузвельт — прекрасная тому иллюстрация. Перипетии их временного союза слишком известны, чтобы на них останавливаться.
Игра немцев, таким образом, будет состоять в том, чтобы разжигать антагонизм, обострять недоразумения, отравлять коалицию ядом взаимного недоверия с тем, чтобы она разрушилась в силу внутренних противоречий.
Но как это сделать?
Шелленберг, начальник разведывательной службы СС, ясно объясняет это в своих мемуарах: убедив каждого из партнеров, что Германия собирается вести переговоры с другой стороной. «Поэтому было очень важно, — пишет он (эта мысль приходит ему в голову летом 1942 года), — вступить в контакт с русскими в тот самый момент, когда мы начинали переговоры с Западом. Нарастающее соперничество между державами-союзниками могло усилить нашу позицию». Но он забывает, что труднее всего договориться о встрече с русскими. Рейхсфюрер требует, чтобы с ними связались. Мы не знаем, кто подсказал ему этот выход: использовать передатчики «Красной капеллы».
Идея была остроумной; осуществление — превосходным. Теперь понятно, почему так точны были сведения, переданные в Центр завербованными «пианистами»: любой ценой нужно было добиться того, чтобы Москва не узнала об арестах и продолжала верить в преданность своих людей. Тогда «Красная капелла» могла бы продолжать игру без настораживающего антракта, но на этот раз— по нотам Берлина и на беду Москве. Ефремов, Венцель и Винтеринк были первыми солистами при исполнении новой симфонии. Но в первую очередь надо поставить во главе этой новой «капеллы» ее прославленного дирижера — Большого шефа. Остальные — всего лишь простые музыканты; один он обладает размахом, необходимым для того, чтобы обвести Москву вокруг пальца в сфере международной политики.
Как использовать его теперь, когда он в их руках? С находчивостью и блеском: сначала лишь
17 января 1944 года московская газета «Правда» под заголовком «Слухи из Каира» публикует следующую информацию: «Каир, 12.I (От собств. корреспондента «Правды»). По сведениям из греческих и югославских источников, заслуживающих доверия, недавно в одном из прибрежных городов Пиренейского полуострова состоялась секретная встреча двух английских руководящих лиц с Риббентропом. Встреча имела целью выяснение условий сепаратного мира с Германией. Полагают, что встреча не осталась без результатов».
«Она подействовала на министра (Геббельса. — Прим пер.), как сильнейший наркотик, — пишет его бывший помощник Вильфред фон Овен. — Когда он вызвал меня на совещание, посвященное материалам печати, среди которых, разумеется, находилась упомянутая статья, он выглядел очень возбужденным. Статья была положена поверх стопки телеграмм и была помечена — знак чрезвычайной важности — большой скобкой, начерченной его зеленой ручкой; на полях было поставлено также несколько восклицательных знаков. Министр бросил на меня многозначительный взгляд, постучал по листу тыльной стороной ладони и сказал: «Это самая важная информация на данный момент. Разумеется, — и я должен сказать, к несчастью, — она выдумана от А до Я. Возникает вопрос: чего Сталин — ведь именно эта хитрая лиса, и никто другой, скрывается за этим делом, — чего он хочет добиться с помощью подобной «утки».
В Лондоне и Вашингтоне неизвестно, чем вызвана публикация статьи. В столицах нейтральных государств также недоумевают по этому поводу. В Берлине министр пропаганды Геббельс, министр финансов Шверин фон Кросигк и почти все нацистские лидеры тоже ничего не понимают. Даже летописцы третьего рейха споткнутся об этот клубок и сделают вид, что верят, будто это просто «небылица» — «утка», как говорит Рейтлингер вторя [13] Геббельсу…
Составленная вдохновителями радиоигры, переданная в Париж гестапо-Мюллером, информация была послана в Москву зондеркомандой через передатчик Кента. Задолго до этого таким же способом в Москву сообщили, что Маленький шеф вступил в контакт с высокопоставленным чиновником немецкого министерства иностранных дел. Директор потребовал срочно назвать его имя. Зондеркоманда указала подлинное имя немецкого дипломата, который работал в Лиссабоне до 1939 года и чьи антинацистские убеждения были хорошо известны. Так было найдено объяснение для наплыва важных дипломатических сведений в радиограммах Кента. Информация о сговоре между Риббентропом и англичанами якобы поступила из этого «источника». По утверждению Кента, его агенту стало известно о донесении некоего дипломата нейтрального государства, работающего в Лондоне; упомянутое донесение было перехвачено немецкими службами. И действительно, такой дипломат находился тогда в Лондоне — Кремль легко мог проверить это — и посылал своему правительству отчет, который немецким спецслужбам удалось перехватить. Мастерам радиоигры пришлось лишь заменить несколько фраз, чтобы придать ему совершенно иной смысл, и таким образом вставить туда сообщение о встрече на нейтральной территории между немецкими и английскими представителями, встрече, вызванной беспокойством руководящих лондонских кругов по поводу огромных территориальных завоеваний Красной Армии.
13
Английский историк, автор книги «Эсэсовцы» (Хайнеман, 1956 г.). (Прим, перев.)
Осторожно подогрев сомнения Сталина относительно лояльности союзников, надо было убедить его в том, что они собираются начать переговоры с Германией. Сталин поспешит превзойти их в вероломстве и, по расчетам немцев, положит начало процессу распада союза, который якобы уже начался.
Такова суть опасной Большой игры, в которой вынужден участвовать Треппер, если хочет сохранить жизнь.
Солнце и туман
А жилось неплохо.
После ареста в кабинете доктора Малеплата Гиринг и Фортнер отвезли Треппера на улицу Соссе. Там его передали местному начальству — штурмбанфюреру СС Бёмельбургу, который две недели назад ездил в Марсель, чтобы арестовать Кента. Бёмельбург, шеф гестапо во Франции, увидев Треппера, воскликнул: «О! Мы все же поймали этого советского медведя!» В течение получаса члены зондеркоманды звонили в Берлин, сообщая великолепную новость, после чего арестованного втолкнули в машину, которая привезла его в тюрьму Френ. Его сопровождало несколько автомобилей, набитых вооруженными полицейскими.