Красная кокарда
Шрифт:
— От самого Сова, — отвечал я.
— О! А куда вы предполагаете ехать дальше?
— Никуда.
— Очень рада слышать это, — промолвила она с очаровательной улыбкой. — У вас нет знакомых в Ниме?
— Не было, но теперь есть.
Она взглянула мне прямо в глаза.
— Чтобы вы чувствовали себя еще свободнее, — проговорила она, — я скажу вам свое имя. Вашего я не спрашиваю.
— Как! Разве вы его не знаете?
— Нет, — со смехом отвечала она.
Пока она смеялась, я заметил, что она гораздо моложе, чем я предполагал.
— Конечно, вы можете сами сказать мне ваше имя, если вам кажется это нужным.
— В таком случае, позвольте представиться, сударыня: виконт де Со из Кагора, к вашим услугам.
Она замерла и устремила на меня взор, в котором читалось неподдельное изумление. Мне даже показалось, что в нем промелькнул ужас.
— Виконт де Со из Кагора? — переспросила она.
— Да, сударыня. Боюсь, что меня здесь приняли за кого-то другого, — добавил я, видя ее испуг.
— О, нет! — отвечала она.
Чтобы дать выход охватившим ее чувствам, она принялась опять смеяться и хлопать в ладоши.
— Нет! Нет! Тут нет ошибки! — весело вскричала она. — Напротив! Теперь я знаю, кто вы, и хочу предложить тост за вас! Альфонс! Наполните стакан господина виконта и оставьте нас вдвоем! Теперь, — продолжала она, когда слуга вышел, — вы должны выпить со мной по-английски за здоровье…
Она внезапно смолкла и лукаво посмотрела на меня.
— Я весь внимание, — сказал я, кланяясь.
— За здоровье прекрасной Денизы!
Теперь была моя очередь изумляться и смущаться. Но она только смеялась и хлопала руками, крича с детским увлечением:
— Вы должны пить, сударь! Должны пить!
Краснея под ее взглядами, я храбро осушил свой стакан.
— Прекрасно, — промолвила она, когда я поставил его на стол. — Теперь я могу передать вам из самого достоверного источника, что там не падают духом.
— Почему вы знаете эти достоверные источники? — спросил я.
— Ах, почему я знаю? — спросила она наивно. — Это единственный вопрос?
Однако, она так и не ответила мне. Но с этого момента она изменила тон. Бросив излишнюю сдержанность, она бомбардировала меня веселыми шутками, от которых я оборонялся, как мог. Дуэль эта была не лишена пикантности. Нападки ее становились тем сильнее, чем ближе приходилось касаться моих отношений к Денизе. И я был очень рад, когда часы пробили восемь, и это обстоятельство заставило ее смолкнуть. При этом ее лицо сделалось почти мрачным, она вздохнула и уныло посмотрела перед собой без определенной цели. Я спросил, не почувствовала ли она себя худо.
— Я хочу устроить вам испытание, — отвечала она.
— Вы хотите, чтобы я что-нибудь сделал?
— Я хочу, чтобы вы проводили меня в одно место.
— Готов вам сопутствовать, — живо отвечал я, поднимаясь. — Я был бы трусом, если бы не сделал этого. Но, кажется, сударыня, вы хотели сообщить мне ваше имя?
— Меня зовут мадам Катино, — отвечала она.
Не знаю, что почудилось ей, но она поспешила прибавить, густо покраснев:
— Я вдова, а остальное вас не касается.
— Слушаюсь.
— Я буду ждать вас в зале, — закончила она спокойно.
Я отворил дверь, и она вышла. Совершенно сбитый с толку этим приключением, я немного походил взад и вперед по комнате, потом тоже пошел вниз. При слабом свете лампы, освещавшей залу, я увидел ее, стоящей у лестницы. На голове ее была черная мантилья, а на плечи наброшен тоже темный плащ. Слуга молча подал мне шляпу и плащ. Не говоря ни слова, таинственная незнакомка повела меня по длинному коридору.
В конце этого коридора мелькнул какой-то свет. Он упал мне прямо на шляпу, которую я держал в руках. Каково же было мое удивление, когда вместо трехцветной кокарды, которую я носил, на ней оказалась красная!
Незнакомка слышала, что я остановился и, обернувшись, заметила мое изумление. Она быстро взяла меня под руку и шепотом проговорила:
— Только на один час, только на час! Дайте мне вашу руку.
Взволнованный (я начинал предчувствовать осложнения и даже опасность), я надел шляппу и подал ей руку. Вскоре мы вышли в темный узкий переулок. Она сразу повернула налево, и мы молча прошли шагов сто или полтораста, пока не очутились около низкой двери, из-под которой выбивался луч света. Незнакомка, слегка пожимая мне руку, указывала путь. Мы переступили через порог и оказались в узком вестибюле. Еще через несколько шагов мы оказались… в церкви, переполненной безмолвными богомольцами!
Моя спутница приложила палец к губам, призывая сохранять молчание, и повела меня вдоль бокового притвора, пока мы не нашли свободного места у одной из колонн. Она сделала мне знак, чтобы я встал около колонны, а сама опустилась на колени.
Получив возможность осмотреться свободно, я оглядывался вокруг, словно зачарованный. Середина церкви, слабо освещенная, казалась еще темней от множества темных плащей и накидок коленопреклоненных женщин. Мужчины в основном стояли возле колонн и сзади, откуда доносился тихий гул — единственный звук, нарушавший это тяжелое молчание. Красная лампада, горевшая перед алтарем, бросала слабый отблеск на эту черную массу, и темнота от этого делалась как будто еще гуще.
Тишина, царившая в храме, подавляла меня. Толпа и закрытое пространство, наполненное мраком, начинали действовать на нервы, а сердце, сам не знаю отчего, билось все сильнее и сильнее. Наконец, когда чувство угнетения стало невыносимым, из алтаря послышались знакомые меланхолические звуки «Misere, Domine».
Было что-то особенно торжественное в этих звуках, и они, то поднимаясь, то опускаясь в тишине, потрясали молящихся до глубины души. Слезы заволакивали глаза, невидимая рука сжимала горло, головы поникли даже у сильных людей, а руки их дрожали.