Красная кокарда
Шрифт:
Я, в свою очередь, взглянул на Луи. Он отвернулся, делая вид, что не замечает меня. Это добило меня окончательно. Возражать хозяйке я не мог. Оставаться в ее доме против ее воли было невозможно. Поэтому я молча поклонился и взял свой плащ и шляпу, лежавшие на стуле.
— Я очень сожалею, — промолвила мадам, протягивая мне руку. Я поднес ее к губам.
— Завтра, в двенадцать, здесь, — прошептала она.
Я скорее угадал, чем услышал эти слова — так тихо они были произнесены. Но красноречивость ее глаз подтвердила догадку.
Бросив прощальный взгляд на Луи, продолжавшего стоять ко мне спиной, я вышел.
Слуга проводил меня до двери.
— Вы найдете свою лошадь в «Лувре», сударь, — сказал он.
Я поблагодарил его и, не сознавая, куда иду, пошел вдоль улицы, погрузившись в свои мысли. Я шел так, пока не наткнулся на какого-то человека. Это отрезвило меня, и я принялся осматриваться.
Я пробыл в обществе мадам Катино и, стало быть, в Ниме, не более трех часов. За это время пришлось пережить столько, что мне казалось странным, что улицы города мне незнакомы, и что я бреду по ним один-одинешенек. Было около девяти часов вечера, и редкие фонари, раскачивавшиеся на перекрестках, разливали уже вокруг себя тусклый свет. Однако, на улицах еще было довольно народа, причем большинство спешили в одном и том же направлении: женщины — закутав головы накидками, мужчины — накинув на спины плащи.
Надо было отыскать себе какой-нибудь ночлег. Чувствуя необходимость избавиться от неотступно преследовавшей меня мысли — объяснить себе поведение Луи, я остановил какого-то человека, шедшего несколько в стороне от потока, и спросил У него дорогу в «Лувр». Я узнал не только дорогу в гостиницу, но и причину столь позднего движения горожан.
— У нас был крестный ход, — сказал он, глядя на мою кокарду, и, повернувшись, пошел дальше своей дорогой.
Я вспомнил, что на моей шляпе красуется красная кокарда, и остановился, чтобы снять ее. Лишь только я продолжил свой путь за мной быстро двинулся какой-то человек. Поравнявшись со мной, он сунул мне в руку какую-то бумагу и исчез раньше, чем я успел заговорить с ним. Уличное многолюдье и это приключение отвлекли меня от мрачных мыслей, и я даже не удивился, когда в гостинице мне сообщили, что все комнаты заняты.
— Но здесь моя лошадь, — заявил я, подумав, что хозяин, видя, что я пришел пешком, не особенно доверяет моему кошельку.
— Совершенно верно, сударь. Если вам угодно, то мы можем положить вас в столовой, — вежливо сказал он. — И в других местах вы не устроитесь удобнее. Нынче у нас словно ярмарка. Весь город переполнен приезжими. Да и этого добра не мало, — прибавил он с неудовольствием, показывая на бумагу, которую я держал все еще в руке.
Взглянув на нее, я увидел, что это был манифест, в заглавии которого стояло: «Святотатство! Св. Мария плачет».
— Это мне всунули в руку несколько минут тому назад.
— Охотно верю. Однажды утром мы проснулись и увидали, что все стены белы от этого манифеста. На другой день он был разбросан по всем улицам.
— Не знаете ли вы, — заговорил я, поняв, что он был не прочь поболтать, — не знаете ли вы, где здесь живет маркиз де Сент-Алэ?
— Нет, сударь. Не знаю этого господина.
— Он живет здесь вместе со своей семьей.
— Кого только теперь здесь нет! — отвечал он, пожимая плечами.
Потом, понизив голос, он спросил:
— Он из «красных», или иной какой?
— «Красный», — наобум сказал я.
— А! Тут были три или четыре человека, постоянно мельтешившие между нашим Фроманом, Тюрэном и Моннелье. Говорили, что наш мэр давно бы должен был их арестовать, если б он захотел выполнять свои обязанности. Но он тоже «красный», как и многие из членов нашего муниципалитета. Может быть, господин, которого вы разыскиваете, был одним из них?
— Очень может быть, — сказал я. — Стало быть, Фроман здесь?
— Вы изволите знать его?
— Да, немного.
— Может быть, он тут, а может быть и нет, — продолжал хозяин, покачивая головой. — Трудно сказать.
— Разве он не живет в городе?
— Живет. Около Австрийских ворот, недалеко от монастыря капуцинов у старой стены. Но…
Он осмотрелся и продолжал таинственно:
— Он теперь бывает там, где прежде и не бывал никогда. У него еще есть дом в амфитеатре и есть дом в городе. Говорят, что и монастырь-то капуцинский — тоже его дом. Если вы отправитесь в «Таверну Св. Девы» и там спросите о нем, то от этого ничего не потеряете.
Все это он проговорил с многочисленными подмигиваниями и потряхиваниями головой. Потом, сообразив вдруг, что он сказал уж слишком много, хозяин сразу повернулся и ушел.
Мне удалось узнать, что барону де Жеолю и Бютону также не пришлось получить здесь комнаты, и они отправились в гостиницу «Экю». Я, впрочем, не жалел, что еще некоторое время буду свободен от их участия. Согласившись на предложение хозяина, я пошел в столовую и устроился на отдых, насколько это позволили два жестких кресла и мой возбужденный мозг.
По-прежнему меня занимало лишь одно — поведение Луи и та внезапная перемена, которую я в нем заметил. Он даже, как будто, испугался меня, пришел в ужас. Может быть, Дениза умерла? Но этого не могло быть, так мне подсказывало все мое существо.
Однако, эта мысль сильно взволновала меня. Я встал и до рассвета ходил по комнате, прислушиваясь к крикам ночного сторожа и торопливым шагам прохожих, напоминавшим о суете города.
Наконец стала пробуждаться и гостиница. Было еще рано, когда в ожидании назначенной мадам Катино встречи, я отправился безо всякой цели бродить по городу.
С первым ударом колокола в полдень я был у ее дверей.
Едва я взглянул на мадам, как сердце мое упало. Слова благодарности, заранее приготовленные мной, замерли у меня на губах. Она была заметно взволнована, и некоторое время мы оба молчали.
— По-видимому, у вас плохие новости для меня, — начал я наконец, стараясь улыбнуться и казаться хладнокровным.
— Боюсь, что очень плохие, — отвечала она с явным сожалением, перебирая складки своего платья. — Плохие тем, что их вовсе нет.