Красная линия метро
Шрифт:
И хотя «баскетболистов», как в шутку он называл стропил наподобие себя, в Москве хватало с избытком, вопрос поиска людей с такой приметой значительно упрощался. Но самое главное, его фото наверняка бы попало на контроль в службу безопасности метрополитена, а вот это уже полный крах всей задумки. Без ежедневных поездок в метро — на одной только машине — в стоящей в бесконечных пробках столице, он долго е продержится. Сорвавшись во время очередного эпизода неизбежной депрессии, он наверняка натворит фатальных ошибок и попадется в лапы к ментам.
Но думать сейчас об этом он не
«И все же есть небольшие риски», — здраво рассудил Александр, нервно потирая кончики пальцев.
Сегодня он был абсолютно «чист», а потому тревожен и подозрителен.
«Сегодня у меня только слежка, а все удовольствия оставлю на потом, — подбадривал он себя, одновременно и успокаивая. — Но когда все будет готово…»
От этой мысли он ощутил приятное возбуждение, хотя и понимал, что это было явно не к месту. Сладостные позывы наверняка вызовут эротические фантазии, а те непременно станут отвлекать его от главного на сегодня дела — выяснить домашний адрес рабыни.
Чтобы немного отвлечься от похотливых мыслей, Колкин включил радио. Два разгоряченных от собственных «перлов» радиоведущих оголтело спорили о новом саундтреке группы «Black Eyed Peas», под названием «Let's Get It Started».
Вслушиваясь в их пустой треп, Александр начал понемногу успокаиваться и незаметно для себя углубился в детские воспоминания.
Спустя месяц после того, как отец «откинулся» с зоны — хотя, как узнал Александр позднее, все это время батя находился в психиатрической больнице специального типа с интенсивным наблюдением (ПБСТИН), — он решил «взяться за ум». Для этого по паспорту своего двоюродного брата он устроился на работу в спецавтобазу Тимирязевского района по санитарной очистке города. Как рассказала Сашке потом мать — внешне отец и брат были на одно лицо.
«Колкинская порода», — любил обычно гордиться этим фактом Колкин-старший в сильном подпитии.
Сам же его двоюродный брат — Сергей Николаевич Колкин — на тот момент числился без вести пропавшим. Его жену, кстати, тоже через год выловили из речки Лобня в ближнем Подмосковье. Но это так, к слову. Сашку в ту пору такие мелочи не интересовали. Для него важнее было то, что у него объявился отец-«сиделец». Результат не заставил себя ждать. Вскоре все дворовые мальчишки поменяли к нему свое отношение. Они стали относиться к Сашке с заметной опаской, сразу же перестав задирать и дразнить.
Одним словом, жизнь в доме Колкиных забурлила. Работал отец посменно: то на мусоровозе, то на грузовике ЗИЛ, оснащенном будкой-«душегубкой» для перевозки бродячих животных. Из-за такой специфики работы после каждой смены от него отвратительно пахло. Но, в отличие от Сашки, мать зловония словно не замечала: чем грязней и вонючей отец возвращался с работы, тем сильнее она о нем заботилась. А то — труженик ведь домой вернулся!
Но
Да только проведя долгие восемь лет в спецпсихлечебнице, отец значительно поумнел. Коллекцию зубов больше не собирал, да и с обычных старушенций переключился на иной контингент. Бомжихи, алкоголички и нищенки, все те, кто в немалом количестве обитал вокруг мусорных полигонов, вот они-то и стали теперь для него законной добычей.
Однако долго скрывать свои похождения он это не смог, мать догадалась, зачем муженек устроился на такую грязную работу. Правда, истерик она не закатывала, а тихо смирившись со своей участью, продолжила безропотно сносить новые отцовские «подвиги».
Только один раз — это произошло на второй год его «похождений», — когда он наградил ее сифилисом, она не выдержала и в порыве отчаяния глотнула уксусной эссеценции. Умереть ей врачи не дали, зато Юцевич заработала жутчайший ожог пищевода, который, дав осложнение, перешел в стриктуру.
Теперь каждый прием пищи стал для нее сущим мучением. Надо отдать ей должное, она долго крепилась, принимая исключительно жидкую пищу. И все же, спустя несколько лет, впав в очередную депрессию, так и не смогла из нее выкарабкаться. Она повесилась на лоджии на бельевом шнуре: Сашке тогда шел пятнадцатый год.
На поминках отец напился как свинья, даже скупую слезу пустил. Однако на следующий день, как ни в чем не бывало, торжественно объявил сыну, что теперь они заживут еще лучше, и что главное — значительно богаче.
Во-первых, как он сказал, ему удалось, наконец-таки, найти достойную работу, о какой он всегда мечтал.
— Деньги сами рекой потекут в мой карман, — громогласно заявил батя. — Меня, сынок, взяли не куда-нибудь, на стройку-помойку, а в самое наилучшее место на свете. С понедельника я приступаю к работе кочегаром в крематории на «Юго-Западной».
А поскольку на дворе стоял одна тысяча девятьсот девяносто первый год, то выводы относительно перспективности такой работенки отец сделал на удивление правильные. Эпоха, которую затем с чьей-то легкой руки окрестили «лихими девяностыми», только-только набирала обороты. А потому, скажем так: немалое количество неизвестных тел с тех пор сгорело в печи того самого крематория.
— А во-вторых, — победоносно продолжил отец и как-то странно подмигнул сыну, — неделю назад померла тетя Тамара. Сечешь, о чем я?