Красная маска (original ver.)
Шрифт:
Проглотив очередной кусок, я недовольно запыхтела.
– Просто сезон такой! Расследование тут ни при чем. – если бы он знал, до чего я довела себя, и не только себя, этим расследованием. Дура, какая же я недоделанная! Воспоминания опять нахлынули на меня. Почему ничего в жизни нельзя вернуть и исправить? Я никогда не смогу освободиться от вины. Совесть, как ржавчина, имеет свойство разъедать.
– Эй, ты меня слушаешь? – я опомнилась. Он, оказывается, продолжал говорить, пока я поддалась надлому разума. Из этого надлома, как из щели, сквозняком летели горести и разочарования.
– Извини, я задумалась. – едва наметившийся подъем бодрости исчез. ДонУну
– О чем? – полюбопытствовал парень. Я посмотрела на него. Помолчала. Он, отвлекаясь от дороги, несколько раз взглянул на меня. Я отвернулась. – Заяц, ты мне не нравишься. Либо тебе нехорошо, либо…
Я не выдержала и заплакала, глядя в окно. Закрыв ладонью рот, я хныкала в неё. Перед взором мутнело от слез и от дождя, разрисовывавшего стекла прозрачными струйками. Хотелось бы думать, что это просто девичья сопливая депрессия, но было ощущение, что внутри что-то умирает. ДонУн начал жать на тормоз и остановился на аварийке у бордюра. Отпустив руль, он обхватил меня за плечи и наклонил, прижав к груди над коробкой передач. Я уткнулась ему между распахнутой курткой, в белоснежную рубашку, пахнущую так умиротворяющее. Чистотой и свободой, уютом и безопасностью, созданной большим капиталом. Парень погладил меня по волосам. Втягивая носом воздух, я быстро успокаивалась. Я не собиралась впадать в уныние, просто сорвалась. Должно было, наконец-то, прорвать.
– Я больше не буду спрашивать, прости. – он поцеловал меня в темя и потер, сквозь пальто, плечи. – Что бы ни случилось, всё будет хорошо. Обязательно будет. Не плачь.
Я подняла руку и вытерла пальцами мокрые глаза. Стиснув зубы, я велела себе не быть размазней и улыбнулась.
– Конечно, будет. Когда-нибудь. – вновь отвернувшись, я окончила беседу и мы так и поехали дальше.
Поднявшись в квартиру, я тут же пошла в спальню. Меня же хотели уложить, как болящую. Вот и буду там лежать и ныть, как ипохондрик, пряча за пустыми жалобами истинную драму. ДонУн прошел за мной. Подойдя к постели, я обернулась, натянув рукава свитера до самых ногтей.
– Черт, я пижаму свою забыла. Не надо было меня торопить! – парень открыл шкаф и достал оттуда свою рубашку, вручив мне. – Спасибо, но как-то это…
– Ну да, обычно их одевают после секса. – ДонУн хмыкнул, видя, как я верчу её перед собой. – Но, вдруг, примета хорошая и быстрее перейдем к нему.
Не имея настроения пошлить и похабничать, я пропустила это между ушей, и ему ничего не осталось, как выйти, чтобы позволить мне переодеться. Забравшись в его кровать, я легла на бок и, подложив сложенные руки под щеку, закрыла глаза. Конечно, я не усну сейчас – слишком долго спала утром. Но я абсолютно не знала, что можно делать, чем себя занять, как отвлечься? Всё сознание было полно слов Йесона. Они боролись с тем, что помнили руки и губы. То, что никогда уже не повторится. К счастью. Потому что ещё раз испытать, как с тобой совокупляется любимый человек, любя другую – это больно. Но моя боль была мелочью, по сравнению с его. С тем, как он любил жену, я не могла сравниться. Он раз и навсегда остался не моим. А я хотела своей такой любви. Хотела! Кусая губы, я сдерживала слезы, теперь уже не обиды, а злости на жизнь. Почему у меня нет такого мужчины? Почему я не встретила его раньше? Мог бы он тогда полюбить меня? Или он прав, и другие тоже в силах испытывать подобное? Да, кажется, даже я сама не в силах. Но он был прав в том, что он не подходил мне. Осмысляя всё и анализируя, я понимала, что не выдержала бы такого мужчины – провалилась бы от недостатка собственных достоинств, при этом считая, что у него невыносимый характер. Если всё, что он поведал о себе и жене – правда, то я поднимаю белый флаг и отбиваю поклон до земли госпоже Ким.
Сзади послышались тихие шаги.
– А тебе не надо обратно в свой офис? – спиной к нему, спросила я.
– Нет, я там сам себе хозяин. – он сел на кровать. Она слегка промялась. – Ты ведь не из-за простуды с работы отпросилась, да? – мягко и вкрадчиво прошептал он.
– Ты прав. – дернув плечами, я перевернулась на лопатки, чтобы видеть его. – Мне плохо. Но не телом.
– Да я вижу, что с телом твоим всё в порядке, - привычно начал он, но посерьёзнел. – и ты не скажешь, в чем дело?
– Причин много. Первая – я устала ото всего и сдаюсь, вторая – я дура, какой не видел свет, третья – я чувствую себя никому ненужной и сама ненавижу всех вокруг! – я ждала, что он скажет. Посочувствует, пособолезнует, продолжит расспрашивать или предложит не сдаваться и выдаст лозунг оптимистов?
– У тебя предменструальный синдром? – повел бровью он. Я села, в ярости откинув по пояс одеяло.
– Для мужчин что, других оправданий женщин не существует?!
– Но-но-но, я просто спросил, - отшатнулся он. – и, можно выступить адвокатом Ваших причин?
– Валяй, - сверкнув глазами, разрешила я.
– Во-первых, - ДонУн подполз поближе. – давно пора устать гоняться за психом и расслабиться. Во-вторых, ты не дура хотя бы потому, что они отдаются мне максимум через неделю знакомства, а тебя на это никак невозможно развести. И, в-третьих, ничего, что я пролетел через весь Сеул, позвонил женщине, которую видел единственный раз в жизни и назвал её «мамой», пытаюсь развлечь тебя, хоть как-то и даже не пристаю – и это всё ради того, чтобы услышать, что ты считаешь себя никому ненужной? И что ненавидишь всех вокруг и, я так понимаю, меня в том числе! Ты верх благодарности, спасибо! Если это не гормональный бум, то я не прощу тебя никогда в жизни.
Обрисованная им ситуация немного отрезвила меня. Ну да, как минимум, нужно меня очень сильно хотеть, чтобы отчаяться на все эти поступки. Я не только виновата в беде Йесона, я ещё и неблагодарная хрюша. Что ж за день-то такой. ДонУн скрестил руки на груди, отвернувшись. Я положила ему ладонь на спину и чуть-чуть похлопала.
– Ну, ладно тебе, я не подумала, да. Я истеричка. Извини.
– Нет. – не оборачивался он. Как ребенок. Я нервно хмыкнула, и это вылилось в полуулыбку.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала, чтобы ты простил меня? – подвинулась я к нему ближе. – Ты очень дорогой мне друг, и я не хотела бы обижать тебя.
– Я ещё до сих пор и просто друг? Минус сто баллов на пути к прощению. – я ткнулась лбом в его плечо. – Не подлизывайся.
– ДонУ-ун, - протянула я. Нет, ну это уже смешно. Я в печали, а наиграно успокаиваю этого наигранно расстроившегося молодого человека. – ты не просто друг. Ты лучший друг!
– Ещё минус сто баллов. – я погладила его руку от плеча до локтя, обхватив другой вокруг талии. – Запрещенный прием.
– Ты такой лучший друг, что уже почти не очень-то и друг, – ДонУн обернулся, посмотрев на меня свысока. – но в любовники я тебя всё равно не возьму.
– Ну, так возьми же уже в кого-нибудь другого… - развернувшись всем телом, он забрался на постель с ногами и мы оказались друг напротив друга.
– Не могу! – он нахмурил брови. Почему я смотрела в его пылкие глаза и чувствовала себя перед ними предательницей? Почему вопреки всем отговоркам – моим, что я не подпущу к себе близко такого типа и его, что он не станет заводить никаких отношений – я чувствовала, что этому мужчине я принадлежу какой-то частью? Из-за того, что представила его родителям, как своего жениха? Или из-за того, что господин Ким вдолбил мне это в голову?