Красная Орхидея
Шрифт:
— Нет. Зачем вам знать о моем отце?
— Всего лишь в целях исключить его из числа возможных участников преступления. — Баролли поерзал на месте: сидеть на низкой кровати было очень неудобно.
— А с вашим братом у вас хорошие отношения?
— Не совсем. Я крайне редко его вижу. Он на самом деле мне сводный брат.
— Когда вы последний раз были дома?
— О боже, не знаю. Я предпочитаю проводить свободное время с матерью. Почему вы задаете мне такие вопросы? Я не понимаю, зачем вам знать о моей семье.
— Вам известно, развлекаются
— Понятия не имею. В смысле, папа всегда по выходным устраивает вечеринки, но я туда не хожу. Мы не очень-то ладим. А он что-нибудь вам сказал?
— О чем?
— Ну, что мы не часто видимся. Мама говорит, это потому, что я слишком на него похожа, но это не совсем так — мы просто не любим друг друга.
Баролли посмотрел на Анну, не зная, в каком направлении вести беседу дальше.
— А тут есть какая-то особая причина? — простодушно спросила Анна.
— Мы просто не ладим друг с другом. Я не понимаю, зачем вам нужно знать о моих отношениях с отцом. Он что, что-то нарушил?
— Скажите, а эти вечеринки… Можете побольше нам о них рассказать?
Эмили поерзала в скрипучем плетеном кресле:
— Я в них не участвовала, я ведь вам уже сказала.
— Да, я помню. Но может, раньше, когда вы еще жили там… Когда вы жили дома?
— Я на самом деле не жила дома. Я училась в пансионе, а затем, когда они развелись, жила у матери.
— Почему они развелись?
Эмили заметно заволновалась:
— Спросите у них! Это было несколько лет назад. Они не были счастливы вместе.
— Ваша мама развлекалась на этих вечеринках?
— Я не знаю! В который раз вам говорю: я никогда там не была. Нас не пускали туда, пока мы были детьми. Неужто не понятно?
— Но вы, должно быть, узнали о том, что там происходит, когда стали старше?
— Нет! Зачем вы меня без конца об этом спрашиваете? Я ничего не узнала! Папа всегда был с нами очень строг. Со мной даже строже, чем с Джастин. Он хотел, чтобы я стала, знаете ли, врачом, чтобы пошла в медицинский вуз, но мне это было неинтересно. Я не могла дождаться, когда же наконец покину дом. Потому-то я так корпела над учебой — чтобы выбраться наконец и жить своей жизнью. У папы свои пунктики.
— Какие же?
Эмили скусила что-то слева от ногтя:
— Выпивка и все такое прочее.
Анна снова достала фотографии:
— Не могли бы вы еще раз взглянуть на эти снимки, Эмили. Может быть, вы все же припомните, что видели одну из этих девушек в вашем поместье?
— Нет! Я уже смотрела на эти фото и ничего не вспомню, если увижу их опять.
— Обе они жестоко убиты, Эмили. Одну из них — вот эту девушку — звали Луиза Пеннел. В прессе ее прозвали Красная Орхидея.
Эмили готова была расплакаться. Она вновь посмотрела на фотографии и помотала головой.
— Скажите, на этих вечеринках ваш отец развлекался с такими девушками, как эти?
— Иногда, но я на самом деле не знаю. Думаю, вам надо уйти, потому что, мне кажется,
— Извините, Эмили, у нас не было таких намерений. Мы просто пытаемся выяснить, навещала ли когда-нибудь хоть одна из этих несчастных девушек вашего отца в Мейерлинг-Холле. И если не отца, то, возможно, брата?
Эмили принялась накручивать на пальцы пряди волос:
— Я уже вам сказала: я не очень-то часто ездила домой. Если папа знает этих девушек, почему бы вам его самого о них не спросить? Я ничего не знаю, и мне не нужны неприятности.
— Неприятности от вашего отца?
— Да, он очень суровый. Не знаю, сколько раз повторять вам, что я никогда не видела этих девушек. А вы всё спрашиваете одно и то же.
— У вашего отца было много подружек?
Эмили подскочила с кресла со слезами на глазах:
— Думаю, вам следует уйти! Пожалуйста! Я не собираюсь больше с вами разговаривать. Это все крайне неприятно.
Баролли и Анна так и не услышали ничего, прямо указывающего на то, что Чарльз Виккенгем или его сын были знакомы с жертвами, а потому с большой неохотой выполнили просьбу Эмили.
Джастин Виккенгем была одета в джодпуры, черные сапожки для верховой езды и в толстый, крупной вязки свитер. Когда приехали Ленгтон с Льюисом, она чистила стойла. Увидев детективов, она не прервала работы, сказав, что ей нужно успеть все сделать до утренней выездки. Как и сестра, она решила, что полицейские прибыли расспросить ее об одном невеселом инциденте: она въехала кому-то в зад на центральной улице и между участниками аварии возникла перебранка. Льюис сказал, что у них к ней дело личного характера и что им нужно поговорить конфиденциально.
Они прошли в помещение для конского снаряжения. Джастин оказалась такой же высокой, как и Эмили, но куда более ширококостной и с густыми светлыми волосами. Если у Эмили были глубоко посаженные, отцовские глаза, то Джастин унаследовала от отца еще и нос с горбинкой. Когда девушке стали задавать вопросы, она оказалась куда более откровенной, нежели ее сестра.
— Я ненавижу его! Мы не разговариваем. Что бы он там ни придумал для своих делишек — меня он туда не впутает! — сказала она резко.
Джастин не смогла узнать ни Луизу, ни Шерон, но она заметила, что эти девушки явно того же типа, как и те, что часто наезжают в Холл.
— Папа любит таких молоденьких! — сказала она, с гадливостью скривив рот.
Ей сказали, что этих девушек убили.
— Это ужасно! Но я их все равно не знала.
Ленгтон поднял фотографию Луизы Пеннел:
— Тело этой девушки было найдено в Ричмонде на берегу реки.
Джастин глотнула воздуху, словно утопающая:
— Бог ты мой! Так я же знаю об этом! Об этом писали во всех газетах. Я по утрам частенько проезжаю там на лошади вдоль реки. У меня чуть сердце не остановилось — как это ужасно! Меня тогда не было, я жила у мамы в Милане.