Красная перчатка
Шрифт:
— Прости. Просто подумал: ты собирался меня заставить работать на Бреннанов, почему бы и мне тогда не проделать похожий фокус. Я нас обоих пристроил в специальную программу.
Баррон непонимающе на меня уставился.
Вспоминаю, как дедушка, сидя ночью во дворе, смотрел на небо и сокрушался, что внуки пошли по неверному пути, мечтал все изменить. Вряд ли, конечно, он именно об этом мечтал.
Да, вот я и привел лошадь к водопою, но пить не заставил.
Баррона заковывают в наручники. Хорошо, что я заранее выторговал у агентов его участие в программе. Хант и Джонс не очень дружелюбно на него
ГЛАВА 17
Труднее всего не привести за собой хвост. Хант везет меня в Уоллингфорд, где остался мой «Бенц». Не очень приятная компания. На всякий случай целый час бесцельно катаюсь вокруг кампуса. Вроде никто за мной не следит.
Машин на улице почти нет. Конечно, ведь уже поздно.
Подъезжаю к гостинице и паркуюсь возле черного входа, около мусорных баков. От ночного холодного воздуха лицо горит, как от пощечины. Ничего себе, еще только осень, а так похолодало. Или в три часа ночи всегда прохладно?
От центрального кирпичного здания расходятся два крыла — получается такая большая буква С, а в середине — бассейн с зеленоватой водой. У каждой комнаты отдельный вход, так что можно не заходить в фойе.
Она поселилась в номере 411. На втором этаже. Стучу три раза. Звякает цепочка, и дверь открывается.
Вдова моего брата выглядит гораздо лучше, чем во время нашей последней встречи, — не такая исхудавшая. Но под глазами по-прежнему синяки. Растрепанные каштановые волосы, облегающее черное платье — зачем-то нарядилась ради меня.
— Опаздываешь.
Захожу, она закрывает за мной дверь и прислоняется к косяку. Перчаток на ней нет, туфель тоже. Но она же не мастер, правильно?
В углу стоит раскрытый чемодан, на полу валяется одежда. Снимаю со спинки единственного в комнате стула тонкую сорочку и сажусь.
— Прости. Планируешь одно, а выходит другое.
— Выпить хочешь?
На столе бутылка текилы и два пластиковых стаканчика. Качаю головой. Маура бросает в стаканчик два кубика льда и наливает себе спиртного.
— Я знала, что ты меня вычислишь. Рассказать, как все произошло?
— Давай я сам. Хочу проверить свои догадки.
Невестка ложится на кровать, на живот. Она навеселе.
— У вас с Филипом были бурные отношения? Сплошные американские горки: взлеты, падения. Крики, скандалы, потом вспышка страсти.
— Да. — Она подозрительно на меня смотрит.
— Да ладно, мы же братья, я помню все его романы. Ну и вот, может, тебе надоели ссоры, а может, все изменилось после рождения сына. Как бы то ни было — вмешался Баррон. Ты начала забывать размолвки с Филипом, забыла, что собираешься его бросить.
— И ты подарил мне амулет.
Вспоминаю тот вечер — мы разговаривали на кухне, племянник плакал, дедушка спал в кресле в гостиной.
— Да. Он и мою память стирал.
Маура отпивает текилы.
— Ты сильно страдала от побочных эффектов.
Вспоминаю, как Маура сидела рядом со мной на лестнице и болтала ногами, просунув их между перилами. В такт одной ей слышной музыке.
— Да, музыка. Я так по ней скучаю.
— Ты говорила, она была красивая.
— Я в средней школе играла на кларнете. Не очень умело, но ноты читать до сих пор могу. — Девушка смеется. — Пыталась записать мелодию, но не успела: музыка прекратилась. Может, я ее больше никогда не услышу.
— Слуховая галлюцинация. А у меня от магии обычно головные боли. Скажи спасибо, что все кончилось.
— Какое прозаическое объяснение. — Маура корчит мне рожу.
— Ну да. Так вот. Ты узнала, чем занимаются Филип и Баррон, и сбежала. Вместе с сыном.
— У твоего племянника, между прочим, имя есть. Аарон. А ты ни разу не назвал его по имени.
Удивительно, я ведь почему-то никогда не считал малыша родственником. Сын Филипа и Мауры, но никак не мой племянник. Посторонний ребенок, имени которого я не знаю, нормальный, не имеющий отношения к нашей идиотической семейке.
— Вместе с Аароном. Филип, кстати, догадался, что вы из-за меня уехали.
Невестка кивает. В этом кивке кроется целая печальная повесть. Как она осознала, что ее жестоко предали, как вздрогнула, когда под рубашкой раскололся амулет. Как постаралась не выдать себя и притворялась, несмотря на ужас и беспомощность. Маура не собирается ничего рассказывать. Ее право. Мои братья обошлись с ней несправедливо, и она мне ничего не должна.
— У тебя на юге родственники живут? Или подруга. Ты поехала к кому-то в Арканзас, спряталась. Села в машину и уехала. Может, продала ее потом и купила другую. Использовала свою девичью фамилию. Ты понимала: Филип не простит побега, но многое знала о его темных делишках и была уверена — в полицию он не пойдет, испугается. Вела себя осторожно, но не сумела все предусмотреть. Тебя трудно было найти, но все же тебя нашли. Федералы позвонили, стали рассказывать про программу защиты свидетелей. Филип собирался взять тебя с собой. И ты не выдержала. Федералы наседали — без тебя Филип ничего бы им не сказал. Думаю, они плевать хотели на твои чувства. Долг и родина превыше всего.
Маура кивает.
— Ты поняла, что тебе не сбежать. С помощью федералов Филип мог даже оформить совместную опеку над сыном. Тебя могли официально принудить жить с ним рядом. Легко представить — приятели Филипа наведываются в гости и либо колдовством, либо силой заставляют вернуться к мужу. Опасная ситуация.
Девушка смотрит на меня так, словно перед ней кобра, готовая ужалить.
— Ты знала, где Филип держит пистолет. Приехала из Арканзаса, достала оружие, подкараулила его и застрелила.
Услышав слово «застрелила», она вздрагивает, а потом залпом допивает текилу.
— Черный плащ и красивые красные перчатки. Вокруг жилого комплекса недавно установили камеры наблюдения, но тебе повезло — изображение получилось размытым. Федералы знают лишь, что к Филипу в ночь убийства приходила женщина.
— Что? — Маура резко садится и в ужасе прикрывает ладонью рот.
Кажется, я наконец-то сумел ее удивить.
— Не может быть. Там была камера?
— Не волнуйся. Ты спрятала плащ и пистолет там, где их не стали бы искать. В нашем доме. Мама вышла из тюрьмы, и ты решила, что она снова устроит там бардак. В таком помоечном доме легко прятать улики, столько мусора, даже копам не хватит терпения разгребать завалы.