Красная планета. Звездный зверь (сборник)
Шрифт:
Джим не анализировал это явление. Его понятия о фотосинтезе и гелиотропизме были очень поверхностными. Он просто видел, что при свете пространство увеличилось и не приходится все время воевать с листьями. Он приткнул фонарик к Виллису, который даже не шевельнулся, и попытался расслабиться.
При свете казалось, что внутри не так душно и давление как будто повысилось. Джим подумал, не снять ли маску, но решил не делать этого и сам не заметил, как уснул.
Он спал, и ему приснилось, что все это сон. Ночлег в пустынной капусте был всего лишь фантастическим,
Это был просто кошмарный сон, вызванный опасениями, что у него отберут Виллиса. Они собрались отнять у него Виллиса! Не бывать этому! Джим его не отдаст!
Сон переменился: Джим снова восставал против директора Хоу, спасал Виллиса и убегал и снова они были заперты в пустынной капусте. Джим с горечью сознавал во сне, что конец всегда будет таким. Это реальность: они заперты, пойманы в сердцевину гигантского, закрывшегося на зиму сорняка, задохнутся и умрут там. Он задыхался и что-то бормотал, пытаясь проснуться, а затем погружался в другие, менее мучительные сны.
Глава 7
Погоня
Крохотный Фобос, внутренний спутник Марса, вышел из его тени и с головокружительной скоростью пролетел с запада на восток, навстречу восходящему солнцу. Неспешное вращение Красной планеты, делавшей оборот за двадцать четыре с половиной часа, подставило лучам солнца восточный Стримон. Затем, осветив полосу пустыни между рукавами канала, лучи достигли западного Стримона и коснулись огромного шара, торчащего на его восточном берегу, – пустынной капусты, закрывшейся на ночь от холода.
Растение шевельнулось и раскрылось. Сторона, обращенная к солнцу, распласталась по земле, а вторая половина развернулась, как павлиний хвост, ловя почти горизонтальные лучи. При этом из сердцевины растения что-то вывалилось на плоские листья – два человеческих тела, скрюченные и застывшие, одетые в ярко раскрашенные эластичные костюмы, с гротескными шлемами на голове.
Вместе с ними вывалился маленький мячик, прокатился пару ярдов по толстым зеленым листьям и остановился. Вверху показались глазки, внизу – ножки, шарик поковылял к распростертым телам и потерся об одно из них. Подождал, потерся снова, отскочил и тоненько заскулил, выражая свое безутешное горе и невосполнимую потерю.
Джим открыл один глаз, налитый кровью.
– Прекрати, к черту, этот шум! – раздраженно сказал он.
Виллис завопил:
– Джим, мой мальчик!
Вскочил ему на живот и начал там прыгать в полном экстазе.
Джим спихнул его и зажал под мышкой:
– Уймись. Как ты себя ведешь? Ой!
– Ты чего, Джим?
– Рука затекла. У-уй! – Пытаясь пошевелиться, Джим понял, что у него вдобавок затекли и ноги, и спина, и шея.
– Что с тобой? – спросил Фрэнк.
– Застыл, как доска. Придется коньки на руки надевать. Слушай…
– Чего «слушай»?
– Может, коньки и не понадобятся. Интересно, ручьи уже бегут?
– Что
– Ну ручьи, весенние. Нам как-то удалось протянуть зиму, не знаю почему. И теперь вокруг…
– Не будь глупее, чем ты есть. Посмотри, в какой стороне восходит солнце.
Джим посмотрел. Марсианскому колонисту положение солнца на небе говорит гораздо больше, чем любому землянину, за исключением разве что эскимоса.
– A-а-а… – только и сказал он, – это, наверное, был сон, – добавил он, подумав.
– То ли сон, то ли мозги у тебя свихнулись набекрень больше обычного. Надо двигаться. – И Фрэнк со стоном поднялся на ноги.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как собственный дедушка.
– Я про горло спрашиваю.
– Да нормально. – И Фрэнк тут же закашлялся, но усилием воли остановил приступ: кашлять в респиратор – не самая умная идея, а чихать и того хуже.
– Позавтракать не хочешь?
– Нет, не хочу пока, – ответил Фрэнк. – Давай сначала поищем станцию, тогда и поедим как люди.
– Давай.
Джим упаковал Виллиса обратно в сумку и, поэкспериментировав, убедился, что способен стоять и ходить без посторонней помощи. Заметив фонарик, он сунул его к Виллису и пошел за Фрэнком на берег. Растительность начинала вылезать из земли и все больше мешала ходьбе. Зелень еще не отошла от ночного холода и неохотно уступала дорогу. Они вышли на берег.
– Спуск должен быть ярдов на сто вправо, – определил Фрэнк. – Точно, я его вижу. Пошли.
Джим схватил его за руку и оттащил назад.
– Ты что, обалдел? – спросил Фрэнк.
– Смотри на канал, на севере!
– Чего там? Ох!
К ним приближался скутер, но не с обычной скоростью двести пятьдесят миль в час, он еле полз. Наверху, на куполе, сидели два человека.
Фрэнк быстро отпрянул назад:
– Молодец, Джим. Я чуть было не вылез прямо на них. Пусть проедут.
– Виллис тоже молодец, – самодовольно заметил Виллис.
– Проедут, как же! – ответил Джим. – Ты что, не видишь, что они делают?
– Что?
– Идут по нашим следам, вот что!
Фрэнк удивился, но спорить не стал. Он осторожно выглянул из укрытия.
– Осторожно! – одернул Джим. – У него бинокль.
Фрэнк нырнул обратно, он видел достаточно: скутер остановился примерно в том месте, где и они вчера вечером. Один из тех, что сидел наверху, через обзорный купол жестами разговаривал с водителем, показывая на пандус.
Следы коньков никогда не исчезают со льда канала. Полуденные оттепели время от времени очищали его поверхность, но теперь ее держала мертвая хватка зимних морозов. К тому же было маловероятно, чтобы в любое время года на этом участке льда, вдали от всех поселений, катался кто-либо, кроме двух мальчишек-беглецов. Следы скутеров, конечно, тоже отпечатывались на льду, но Джим и Фрэнк, как все конькобежцы, избегали их, предпочитая гладкий лед. Теперь их след, как по нитке, мог привести любого от станции Киния к пандусу, возле которого они стояли.