Красная площадь
Шрифт:
– Чей кабинет явился взрывать – директора или Майкла? – спросил Стас. – И здорово ли я влип?
– Как пройти в «красный архив»?
– Лестница между автоматами с напитками и закусками. Только без бомб.
Когда Томми хвастался, что «красный архив» – самая большая за пределами Москвы библиотека в Советском Союзе, Аркадий в своем воображении рисовал лампы и пахнущие плесенью стеллажи Ленинской библиотеки. Как всегда, действительность не совпала с его ожиданиями. В «красном архиве» не было ламп, только голубоватое свечение длинных, во весь потолок трубок. Ни одной книги, только каталоги микрофишей
За столами делали выписки одни американцы. Женщина в увешанной бантами блузке, увидев русского, пришла в восторг.
– Не покажете ли, где стол Томми? – спросил Аркадий.
– В секции «Правды», – она, вздохнув, указала на другую дверь. – Такая утрата для всех нас.
– Понимаю.
– Как раз теперь идет столько информации, – сказала она. – То совсем не было, а вот теперь слишком много. Хоть бы чуть-чуть поубавилось.
– Понимаю вас.
Секция «Правды» представляла собой узкую комнату, которая была еще меньше из-за стеллажей с переплетенными подшивками «Правды» с одной стороны и «Известий» – с другой. В конце комнаты шла запись на видеомагнитофон с цветного телевизора. На станции, должно быть, имелась спутниковая тарелка, потому что, хотя звука и не было, Аркадий понял, что смотрит программу советских новостей. На экране толпа людей в ветхой одежде опрокидывала грузовик. Он повалился на бок, и толпа хлынула к заднему борту. Крупным планом шофер с разбитым в кровь носом. На борту грузовика – название кооператива, вытапливающего сало. Люди выбирались из толпы, размахивая костями и черными кусками мяса. Аркадий понял, до чего же он всего за несколько дней привык к обилию пива и еды. «Неужели там так плохо? – спрашивал он себя. – Неужели действительно так плохо?»
Письменный стол Томми располагался позади телевизора. Стопки газет, круглые пятна от чашек кофе, пулеметные пули, используемые в качестве пресс-папье. В среднем ящике – мягкие карандаши, сшиватели бумаг, пачки листков для записи и газетные вырезки. В боковых ящиках – русско-английский и немецко-английский словари, приключенческие романы в бумажных обложках, более солидные книги по военной истории, рукописи и письма с отказами от публикации. Не было даже телефонной розетки для факса.
Аркадий вернулся в зал каталогов и спросил работавшую там женщину?
– Был ли у Томми факс, когда он работал над обзором программ?
– Вполне возможно. Секция «Обзора» находится в другом конце города. Может быть, он пользовался одним из факсов там.
– Как давно он работал здесь?
– Год. Хорошо бы и здесь иметь факс. Это привилегия начальства, конечно. Но у нас есть информация. Все о Советском Союзе. По любому вопросу.
– О Максе Альбове.
Она глубоко вздохнула и стала перебирать бантики на воротнике.
– Это почти семейные дела… Ну хорошо, – она уже было пошла, но потом остановилась. – Ваша фамилия?..
– Ренко.
– Вы гость?..
– Майкла.
– Тогда… – она подняла руки: материалов до небес!
Макс оказался золотой жилой, которая проходила сквозь все шкафы с микрофишами. Аркадий сел
Внимание Аркадия привлекла заметка в старом номере «Советского экрана»: «Для режиссера Максима Альбова самое главное в фильме – женщина. Достаточно найти красивую актрису, считает он, подсветить ее как надо, и половина успеха обеспечена».
Его же фильмы превозносили бесстрашие и самоотверженность солдат Красной Армии в борьбе с маоистами, сионистами и моджахедами.
В другой заметке можно было прочесть: «Особенно трудно было снять один эпизод с горящим израильским танком, потому что у съемочной группы не было необходимых запасов и пластиковой взрывчатки. Тогда сам режиссер сымпровизировал удачный трюк.
Он вспоминает:
– Мы снимали недалеко от химического комплекса в районе Баку. Зрители не знают, что я учился на химфаке. Я знал, что путем соединения красного натрия и сульфата меди можно вызвать самопроизвольный взрыв без помощи взрывателей или капсюлей. Поскольку время поджимало, мы сделали до съемки сорок-пятьдесят дублей, снимая с большого расстояния через плексигласовый экран. Снимали ночью, и зрелище объятого пламенем израильского танка было захватывающим. В Голливуде не могли бы сделать лучше.
Аркадий поднял голову, услышав, как с шумом распахнулась дверь, и увидел Майкла и Федорова. На ослепительно белых ногах Федорова все еще были теннисные шорты, в руках – ракетка. Майкл держал телефон. Рядом с ними охранники из приемной и, словно злобная шавка, Людмила.
– Можно в мой кабинет. Он рядом с вашим, – сказала она. – Тогда ваш секретарь не запишет его в журнале посетителей. Он просто исчезнет.
Майклу понравилось предложение. Они набились в комнате, обставленной темной мебелью и многочисленными пепельницами, словно урнами недавно усопших. Стены были увешаны фотографиями известной поэтессы Марины Цветаевой, самоубийцы, эмигрировавшей с мужем в Париж. Даже по русским представлениям это был неблагополучный брак.
Охранники толкнули Аркадия на диван. Федоров утонул в мягком кресле, а Майкл уселся на письменный стол.
– Где, черт возьми, мой телефон?
– Разве не у вас в руке? – спросил Аркадий.
Майкл бросил аппарат на стол:
– Это не мой. Вы знаете, где мой. Вы, черт вас возьми, поменяли телефоны!
– Как я мог поменять ваш телефон? – спросил Аркадий.
– Так же, как и прошли через проходную.
– Они мне выдали пропуск, – сказал Аркадий.
– Потому что не могли дозвониться до меня, – бросил Майкл. – Потому что это идиоты.
– А как выглядел ваш телефон?
Майкл старался дышать спокойно.
– Ренко, мы с Федоровым встретились сегодня, чтобы поговорить о вас. Сдается, что вы всем создаете проблемы.
– Он отказался выполнить указание консула о возвращении домой, – обрадовался случаю вступить в разговор Федоров. – У него здесь на станции приятель, Станислав Колотов.
– Стас! Я допрошу его позже. Это он направил вас в архив? – спросил Майкл Аркадия.
– Нет, я просто хотел посмотреть, где работал Томми.