Красная Шапочка выходит на охоту

Лакомка Ната

До моего слуха долетело фальшивое пение — судя по голосу, это мадам Латуф пыталась что-то исполнить. Но ее дребезжащий голос сразу заглушили гости, умоляя графа Лагара спеть.

Он будет петь!

Я увидела собственное отражение в зеркале — глаза расширены и блестят, как у безумной, щеки горят, губы приоткрыты, ладонь прижата к груди.

Глупый вид!

Сцепив руки за спиной, я упрямо наклонила голову. Никаким песенкам не сбить меня с пути. Никаким…

Но я уже замерла, так же, как и притихшие гости, ожидая, когда вслед за музыкой вступления

польется дивный бархатный голос графа. Я все еще чувствовала прикосновение его волос к своему лицу, его пальцы на своих губах, видела его затуманенный взгляд, обращенный ко мне…

Старческое хихиканье разрушило очарование:

— Не слушайте его песен, мое дитя, идите сюда.

Я резко оглянулась и увидела старушку в кружевном чепце. Завернувшись в клетчатый плед, она выглядывала из-за угла и манила меня пальцем.

Нехотя я сделала один шаг, и другой, и старушка, обрадованная моим покорством, захихикала снова, а потом доверительно сказала:

— Не слушайте Лагара. Его песни опасны. Молоденьким девушкам надо держаться от него подальше.

— Да, я слышала, что их считают проклятыми, — сдержанно ответила я, пытаясь определить, кого вижу перед собой.

В салоне, когда начался прием, старушки точно не было. Но и одета она была не как прислуга. На ней было дорогое шелковое платье, а на запястье красовался толстый браслет с драгоценными камнями.

— Считают проклятыми, и не без оснований, — подтвердила старушка. — Хотите чаю? У меня жасминовый, очень душистый.

— Благодарю, но я жду свою хозяйку, — отказалась я. — Разрешите удалиться, мадам.

Но старушка пропустила мой отказ мимо ушей.

— Граф вам интересен, я права? — спросила она, и посмотрела на меня пристально, вовсе не старчески.

— Кто вы? — спросила я напрямик.

Она гордо вскинула голову, поправляя плед, и я заметила у нее на груди золотой медальон на массивной цепочке. Может, это — мать мадам Латуф? Или другая родственница?

— Вы такая молоденькая, — вздохнула тем временем старушка, оглядывая меня благосклонно. — Когда-то и я была такой. Когда-то я училась в художественной академии — единственная из женщин. У меня был талант к живописи, несомненно. Но потом я открыла в себе другие таланты, и всё кроме этого стало неважным.

— Простите, я пойду…

— У меня жасминовый чай, деточка, — сказала она, взяв меня под руку и увлекая по коридору. — И кое-что о Лагаре. Вы ведь хотите все разузнать?

— Признаться, нет, — быстро ответила я. — Вы ошиблись, у меня ничего общего с господином графом. И он мне совсем не интересен.

Тем не менее, я позволила ей увести себя по коридору, по лестнице, и вот уже мы оказались в крохотной комнате, дверь в которую пряталась за портьерой. Здесь был настоящий маленький будуар — оттоманка, стулья с мягкой обивкой, круглый столик на резных ножках, на котором стояли фарфоровый чайник и две чашки из тонкого фарфора. Здесь явно ждали гостей.

Пахло чем-то сладким и душистым, и я безбоязненно вошла в это душистое укрытие, потому что бояться старухи было просто смешно.

— Если он вам не интересен, — сказала старушка, предлагая мне присесть на один из стульев, — это не значит, что ему не интересны вы. От Лагара лучше держитесь подальше. Вы мне сразу понравились, и я решила вас предупредить, — она разлила чай по чашкам, одну придвинула мне, другую взяла сама, села в крохотное плетеное креслице и сделала глоток, зажмурившись от удовольствия.

Я только пригубила ароматный чай, но пить не стала.

— Чем же опасен граф? — напомнила я, все еще не зная, как вести себя с этой женщиной.

— Он заключил договор с тем, кого люди называют дьяволом, — сказала старушка, улыбаясь так мило, словно рассказывала мне о сорте поздних роз. — Он заключил договор с тем, истинное имя которого не знает никто, кроме Лагаров и меня.

— Вот как? — осторожно спросила я, понимая, что к чаю не притронусь.

Старушка явно сумасшедшая, кто знает, что она подмешала в чашку.

— Но вам я открою его имя, деточка. Потому что вы причастны.

— Причастна? Каким образом?

Она опять захихикала.

— Вы так молоды, я вам в бабушки гожусь. Можете называть меня бабушкой, — произнесла она, хитро щуря глаза.

— Хорошо, бабушка, — сказала я мягко. — Но что вам известно о Лагарах? Я знаю, что их предок был разбойником на королевской службе…

— Дирк Лагар, — закивала она горячо. — Он первый заключил договор с Дуамутефом…

— С кем?

— С Дуамутефом — владыкой подземного мира. У него голова волка и каменное сердце. Он — повелитель запада, хранитель тайн! — старушка закатила глаза в экстазе, позабыв про чай. — Первый Лагар до самой смерти приносил ему жертвы на Марсовом поле, у Волосатого дерева, а теперь он восстал из могилы и снова начал свою жатву.

— Жатву? — я постаралась не слишком выказывать заинтересованность, чтобы не спугнуть сумасшедшую.

Но травозная тоже говорила о жатве… И о Марсовом поле… И Саломея упоминала о нем… Что же это за жатва на поле в компании с каким-то Дуамутефом?

— Жатву начал первый Лагар, — пояснила старушка, прижав чашку к груди и не замечая, что проливает чай на дорогое платье. — Он рассекал несчастных дев золотым серпом и вырывал им сердце, — глаза ее вспыхнули восторженным фанатичным огнем. — Не подходите к Лагарам близко, если не хотите, чтобы и вам разрубили серпом грудь и вырвали сердце!..

— Хм… не беспокойтесь, — сказала я сдержанно. — Я берегу свое сердце и не отдам его никому.

— И это правильно, — заверила меня старушка. — Лагары заманивают девиц своими песнями — не слушайте песни. Не смотрите в глаза Лагарам, бегите отсюда, как можно скорее. Почему вы не пьете чай, моя птичка? Он у меня жасминовый, я завариваю его особым способом…

— Откуда вам известно про Лагаров, — спросила я, проигнорировав ее чай.

— От Дуамутефа, конечно же, — захихикала она. — Мы с ним большие приятели.