Красная шапочка
Шрифт:
Биоморф отводит взгляд, поворачиваясь точёным профилем. Эммануэль невольно любуется его носом с лёгкой горбинкой, мягкими глазами, Нижней губой с треугольником волос под ней. «Мой отец был красивым мужчиной…» Девушка демонстративно прочищает горло. От неё не скрывается душевная борьба, тенью опустившаяся на лицо Этьена.
Тот, качнувшись, поднимается с дивана и на прямых ногах подходит к ней. «Ну же», — чуть ли не вслух выдыхает девушка.
Повинуясь взаимному порыву, они соприкасаются телами. Губы ищут
Рука Этьена проникает за ремень её штанов вдоль поясницы.
— Нет, — выдыхает она: — Только не под видом моего отца.
— Почему?
— Я не смогу сопротивляться, — честно признаётся Эммануэль: — Если мы должны уйти, то лучше сделать это сейчас.
Этьен неохотно кивает и, направляясь к двери, хватает её за задницу.
— Дурак! — гогочет девушка, оглядывается и, повесив на плечо рюкзак с винтовкой, выходит на свежий воздух.
— Скромненько, но со вкусом.
Пятнадцатиметровое иссиня-чёрное тюленье тело, ощерившееся усами приборов и пулемётных стволов, мягко покоится на усиленном шасси, утопающем в луговых травах.
Эммануэль осоловело пялится на вертолёт охотников, небрежно оставленный на прогалине возле дома. Винты лениво поворачиваются на ветру, словно лопасти детской игрушки. Даже издали стальное чудовище пахнет отработанным топливом и горячей резиной.
— Офигеть… — только и выговаривает Эммануэль, сгорбившись от тяжестей. — Ты что-то сказал?
— Скромненько, говорю, — Этьен отгоняет шмеля, деловито изучающего его голову.
— Что это за штука?
— Пэйв Хок. Самая крутая модификация «Чёрного ястреба». Куча электроники, сенсоров и сканеров… Мой последний обед не сильно разбирался в таких вещах, — пожав плечами, Этьен смело направляется к кабинке, чтобы забрать оттуда несколько одному ему знакомых вещей.
«Удобно, наверное», — с завистью думает Эммануэль: «Сожрёшь кого-нибудь, и сразу всё знаешь. Где что лежит, как что называется…»
Подойдя к заднему колесу, она пытливо пинает шину носком.
Этьен вылезает из кабины с лётной курткой под мышкой и картонной коробкой, гружёной трофеями.
— Он быстро взлетает? — сверкая из-под чёлки глазами, Эммануэль вытаскивает фосфорную гранату.
— Метра два в секунду… — биоморф натягивает куртку на плечи. Она ему почти как раз — серо-стальной нейлон сидит как влитой. «Ему идёт», — по ходу замечает девушка, выкапывая под колесом ямку. Через пол минуты под шасси оказывается М-15 с вынутой чекой. Трава заботливо возвращена на место.
— Я вдруг вспомнила, — задумчиво улыбаясь, говорит девушка: — Это, конечно, не моё воспоминание…
Этьен заинтересованно кивает: — Продолжай.
— У нас в группе был парень, — Эммануэль осматривает шасси с разных углов: — Нас учили взрывному делу. В Швеции. И этот чудак заминировал зажигательной гранатой снеговика, слепленного детишками на холме у дороги. Он-то думал, что весной снеговик подтает, и — бабах!
Эммануэль выдерживает паузу: — Десантники с нашей базы патрулировали местность на «Хаммере». И капралу взбрело в голову переехать снеговика джипом… Пятеро отличных парней сгорели заживо.
Этьен вздыхает: — Того горе-минёра наказали?
— Никто не знал, что это сделал он.
— Тогда ты откуда знаешь?
— Это я заминировала снеговика… — признаётся девушка.
— Это не ты, — мотает головой биоморф: — Это тот, кого ты съела. Мне должно быть стыдно за множество вещей, которые сделали те люди, чьи личности я получил. Но это не мои грехи. И не твои.
— Я понимаю… — Эммануэль рассматривает свои руки: — Он позволил поглотить себя добровольно. Он считал, что это станет искуплением его вины.
— Как звали… твоего вояку?
— Ксавьер Безье. Ему было двадцать три, — девушка закрывает глаза, чтобы вспомнить — широкое смуглое лицо, вечный ёжик непослушных волос, привычка разглядывать собственные руки, словно в этом был какой-то тайный смысл. «Отец съел сына, сын съел девочку. Кого съест она?» — руки сжимаются в кулаки. Спасительное заклинание вырывается из глотки: — Я человек. Моя форма есть истинная форма меня!
— За один день такое не вылечишь… — биоморф поудобнее перехватывает свою коробку: — Пошли, Эмми. Дорога неблизкая.
— Пойдём ко мне, — Эммануэль равняется с Этьеном на тропинке: — Места у меня хватит.
— Они пустят по нашему следу гончую.
— Собаку? — удивляется девушка.
— Собаку с радиомаяком. Они полетят за ней на вертолёте. У твоего дома, они будут ровно через два часа, как гончая встанет на след.
— Предложения? — девушка начинает понимать, куда клонит биоморф.
— В зоне радиации у меня есть хорошее логово, — с гордостью заявляет Этьен: — Помнишь, в детстве я рассказывал тебе про хоббитов, которые роют дома в холмах?
— Это не ты рассказывал, а мой отец, — сердито поправляет девушка.
Не обращая внимания на замечание, Этьен продолжает: — У меня есть нора у берега реки. Туда можно попасть только вплавь. Никакая гончая не выследит нас, когда мы поплывём по реке.
— Радиация меня убьёт. Я уже однажды пробовала зайти в ту зону. Чуть не померла, — Эммануэль вспоминает, как долго ей приходилось отлёживаться. Стряхивая с подушки начавшие вылезать волосы, она меланхолично пила красное вино в надежде, что оно выведет из её организма свободные радикалы. «Пьянь малолетняя», — только и сказала бабушка, когда спустя три недели Эммануэль пришла к ней, горланя песни, с очередной порцией тушёнки.