Красная симфония (Откровения троцкиста Раковского)

Ландовский И.

Г. — Хорошо, будем иметь в виду. Говорите уж.

Р. — Упростим. Поскольку отсутствует объект, для которого было создано немецкое военное могущество — дать нам власть в СССР. — то теперь дело в том, чтобы добиться наступления на фронтах и направить гитлеровское наступление не на восток, а на запад.

Г. — В точности. Продумали ли вы практический план реализации?

Р. — У меня было более чем достаточно времени для этого на Лубянке. Я обдумывал. Вот посмотрите: если были затруднения в том, чтобы найти между нами общие точки, а все остальное протекло нормальным образом, то проблема сводится к тому, чтобы опять-таки разыскать то, в чем имеется совпадение между Гитлером и Сталиным.

Г. — Да, но признайте, что все это проблематично.

Р. — Но не неразрешимо как вы думаете. В реальности проблемы бывают неразрешимы только тогда,

когда заключают в себе диалектические субъективные противоречия, и даже в этом случае мы считаем всегда возможным и необходимым синтез, преодолевая «морально невозможное» для христиан-метафизиков.

Г. — Опять вы начинаете теоретизировать.

Р. — В силу моей умственной дисциплины — это необходимо для меня. Люди большой культуры предпочитают доходить до конкретного через обобщение, а не наоборот. У Гитлера и у Сталина могут найтись совпадения, ибо, будучи весьма различными людьми, они имеют один и тот же корень; если Гитлер сентиментален в патологической степени» а Сталин нормален, то они — классические империалисты. А если дело обстоит именно таким образом, то уже не трудно найти между ними общие точки. Почему же нет, если это оказалось возможным между одной царицей и одним прусским королем…

Г. — Раковский, вы неисправимы…

Р. — Не отгадываете?.. Если Польша послужила пунктом объединения между Екатериной и Фридрихом — царицей России и королем Германии в то время, то почему же Польша не сможет послужить причиной для нахождения точек совпадения между Гитлером и Сталиным? В Польше могут совпасть персоны Гитлера и Сталина, а также историческая царско-болъшевистская и нацистская линии. Наша линия, линия «Их» — также, ибо Польша христианское государство и, что еще более осложняет дело — католическое…

Г. — И что же при наличии такого тройного совпадения?

Р. — Если есть совпадение, то возможна и договоренность.

Г. — Между Гитлером и Сталиным?.. Абсурд! Невозможно.

Р. — В политике нет ни абсурдов, ни невозможного.

Г. — Представим себе, как гипотезу: Гитлер и Сталин наступают на Польшу.

Р. — Разрешите мне перебить вас; нападение может быть вызвано только следующей альтернативой: война или мир. Вы должны признать это.

Г. — Да ну и что же?..

Р. — Считаете ли вы, что Англия и Франция при их более плохих армиях и авиация, по сравнению с Гитлером, смогут напасть на объединившихся Гитлера и Сталина?..

Г. — Да, это мне кажется затруднительным…разве что

Америка…

Р. — Оставим на время Соединенные Штаты. Согласитесь ли вы со мной, что из-за нападения Гитлера и Сталина на Польшу не может возникнуть европейской воины?

Г. — Рассуждение логично, как будто бы невозможно.

Р. — В этом случае нападение или война была бы бесполезна, Она не вызвала бы взаимного разрушения буржуазных государств: гитлеровская угроза против СССР продолжала бы существовать после разделения Польши, так как теоретически и Германия и СССР усилились бы в одинаковой степени. Практически — Гитлер больше, потому что СССР для дальнейшего его усиления не нужны ни земли, ни сырье, а Германии — нужны.

Г. — Это правильный взгляд… но не видно другого решения.

Р. — Нет, есть решение.

Г. — Какое?

Р. — Чтобы демократии атаковали и не атаковали агрессора.

Г. — Что это вы бредите! Одновременно атаковать и не атаковать… Это что-то абсолютно невозможное.

Р. — Вы так думаете?.. Успокойтесь… Не два ли агрессора?.. Разве мы не договорились, что не будет сделано наступления именно потому, что их два?.. Хорошо… Что препятствует тому, чтобы атаковали одного из них?..

Г. — Что вы хотите этим сказать?

Р. — Просто только то, что демократии объявят войну только одному агрессору, и именно Гитлеру.

Г. — Да, но это неосновательная гипотеза.

Р. — Гипотеза, но имеющая основание. Поразмыслите: каждое государство, которому приходится бороться с коалицией враждебных государств, имеет своей главной стратегической задачей — разбить их по отдельности одно за другим. Это правило настолько общеизвестно, что доказательства здесь излишни. Итак, согласитесь со мной, что нет никаких препятствий для того, чггобы создать такие обстоятельства. Думаю, что вопрос о том, что Сталин не будет считать себя задетым в случае нападения на Гитлера, уже решен. Не так ли?.. Кроме того, к этому принуждает география, а в силу этого и стратегия. Как ни глупы Франция и Англия, собираясь воевать одновременно против двух держав, одна из каковых желает сохранять нейтралитет, а другая, даже будучи

в одиночестве, представляет собой для них серьезного противника, но откуда и с какой стороны смогут они произвести нападение на СССР?.. У них нет общей границы; разве что они поведут наступление через Гималаи… Да, остается воздушный фронт, но какими средствами и откуда смогут они напасть на Россию?.. По сравнению с Гитлером они уступают ему в воздухе. Все приведенные мною доводы не являются никаким секретом, это общеизвестно. Как вы видите, все упрощается в значительной степени.

Р. — Да ваши выводы кажутся логичными в том случае, если конфликт будет ограничиваться четырьмя державами, но их не четыре, а больше, и нейтралитет не является вещью очень легкой в войне подобного масштаба.

Р. — Несомненно, но возможное вмешательство большего количества государств не изменяет соотношения сил. Взвесьте в уме и увидите, как будет продолжать существовать равновесие, хотя и вступят другие или даже все европейские государства. Кроме того, что весьма важно, ни одно из тех государств, которое вступит в войну на стороне Англии и Франции, не сможет отстранить их от руководства; в силу этого причины, которые помешают им напасть на СССР, будут сохранять свое значение.

Г. — Вы забываете о Соединенных Штатах.

Р. — Сейчас вы увидите, что я этого не забыл. Ограничусь изучением их функции в предварительной программе, которой мы сейчас заняты, и скажу, что Америка не сможет заставить Францию и Англию напасть одновременно и на Гитлера и на Сталина. Для того, чтобы этого достичь, Соединенные Штаты должны были бы вступить в войну с самого же первого дня. А это невозможно. Во-первых, потому, что Америка не вступала раньше и никогда не вступит в войну, если она не подвергнется нападению. Ее правители смогут устроить так, что на них нападут, если это будет им удобно. В этом я вас уверяю. В тех случаях, когда провокация не имела успеха и враг на нее не реагировал, то агрессия изобреталась. В первой своей интернациональной войне против Испании, в поражении которой не сомневались, они придумали агрессию, или, вернее, ее изобрели «Они». В 1914 году провокация имела успех. Можно, правда, оспаривать технически, существовала ли таковая, но правилом без исключения является то, что тот, кто совершает внезапное нападение без предупреждения, совершает его при помощи провокации. Теперь так; эта великолепная американская техника, которую я приветствую в любой момент, подчиняется одному условию: чтобы агрессия произошла в подходящий момент, т. е. в момент, нужный подвергшимся нападению Соединенным Штатам; это значит, тогда, когда они будут иметь вооружение. Есть ли сейчас налицо это условие? Вполне очевидно, что нет. В Америке имеется сейчас немного меньше ста тысяч человек под ружьем и посредственная военная авиация: у нее есть только внушительная эскадра. Но вы же можете понять, что при наличии таковой — она не сможет убедить союзников решиться на нападение на СССР, так как Англия и Франция имеют лишь только единственное преимущество на море. Я опять доказал вам, что с этой стороны не может быть изменений в соотношении наличных сил.

Г. — Согласившись с этим, прошу еще раз разъяснить мне техническую реализацию.

Р. — Как вы видели, при наличии совпадения интересов Сталина и Гитлера в отношении нападения на Польщу, все сводится к тому чтобы добиться оформления этого совпадения и сделать пакт о двойном нападении.

Г. — И вы думаете, что это легкая вещь?

Р. — Откровенно говоря, нет. Тут необходима дипломатия более опытная, чем сталинская. Должна была бы находиться в услужении та, которую обезглавил Сталин, или та, которая гниет сейчас на Лубянке. В прежние времена был способен Литвинов с некоторыми затруднениями, хотя его раса была бы большим препятствием для того, чтобы вести переговоры с Гитлером; но сейчас это конченый человек, его губит ужасная паника; он одержим животным страхом перед Молотовым больше, чем перед Сталиным. Весь его талант направлен на то, чтобы не подумали, что он троцкист… Если он услышит совет о необходимости предпринять сближение с Гитлером, то это будет для него равнозначно тому, чтобы сфабриковать самому себе доказательство своего троцкизма. Я не вижу человека, способного для этой цели; во всяком случае, это должен был бы быть чистокровный русский. Я бы мог предложить свои услуги для ориентировки. В настоящий момент я советую тому, кто начнет переговоры, чтобы они велись на почве строго конфиденциальной, с расточительной откровенностью… При наличии целой стены всяких предубеждений только правдивостью можно будет обмануть Гитлера.