Красная страна
Шрифт:
– Ты о чем? – спросила Голди, дергая вожжами.
– Ну, быть актером. Выступать перед залом и все такое…
Однажды она видела представление. Мать и отец брали ее с собой. Еще до того, как умерли. Само собой, до того. Не столичные актеры, но тоже неплохие. Она хлопала, пока не заболели ладони.
Голди потеребила локон, выбившийся из-под поношенной шляпки.
– Разве ты не играешь роль перед каждым посетителем?
– Ну, это же не совсем одно и то же.
– Зрительный зал меньше, а так – то же самое. – Они слышали, как Наджис во всеуслышание стонала в заднем отсеке фургона, обслуживая одного из престарелых кузенов Джентили. – Изобразишь,
– Никогда не умела притворяться, – вздохнула Саллайт.
Она не притворялась, что ей нравится. Разве что воображала, что она вообще в другом месте.
– Да я не только о трахе. Не только. И не столько о нем, в конце концов. – Голди повидала многое. Она была дьявольски опытной. Саллайт понимала, что не может с ней даже сравниться. Может, когда-нибудь. – Просто попытайся глядеть на них, будто они хоть что-то из себя представляют. Ведь это то немногое, чего люди всегда хотят, правда ведь?
– Надеюсь… – Саллайт бы понравилось, если бы ее перестали рассматривать как вещь.
Люди глядели на нее и видели шлюху. Она часто задумывалась: кто-нибудь в Братстве знает, как ее зовут? Меньше чувств, нежели к корове, а уж ценность ее так точно меньше. Вот что бы сказали родители, узнав, что их дочь шлюха? Но они не скажут ничего, потому что умерли, и Саллайт им ничего не сможет сказать. Могло быть и хуже, как ей казалось.
– Главное, выжить. Это – правильный взгляд на мир. Ты еще молода, дорогуша. У тебя есть время заработать. – Течная сука бежала вдоль каравана, а за ней вприпрыжку поспевала дюжина или больше кобелей всевозможных размеров и мастей, преисполненных надежды. – Такова жизнь, – сказала Голди, проследив за ними. – Упорно работай и, может быть, разбогатеешь. Накопишь деньжат достаточно, чтобы бросить и уйти на покой. Чем не мечта?
– Это? – На взгляд Саллайт, довольно убогая мечта. Но могло быть и хуже.
– Сейчас скучновато, но вот увидишь – приедем в Криз, и дело пойдет! Посмотришь, как монеты посыплются. Лэнклан знает свою работу. Так что можешь не волноваться.
Все хотели попасть в Криз. Едва проснувшись, начинали обсуждать дорогу. Приставали к Свиту, чтобы он точно сказал, сколько миль они уже прошли и сколько еще остается, выслушивая ответ, словно смертный приговор. Но Саллайт боялась этого города. Бывало, Лэнклан рассказывал, сколько там одиноких мужчин с горящими глазами, обещал, что у них будет по пятьдесят посетителей в день – о таком можно лишь мечтать. На взгляд Саллайт, сущий Ад. Иногда она люто ненавидела Лэнклана, но Голди заверяла ее, что он – сутенер, каких поискать.
Вопли Наджис стали такими громкими, что привлекали внимание.
– Долго нам еще ехать? – Саллайт попыталась отвлечься разговором.
– Еще много равнин и много рек… – Голди подняла хмурый взгляд к горизонту.
– То же самое ты говорила неделю назад.
– Это было правдой тогда, правда и сейчас. Не переживай, дорогуша. Даб Свит приведет нас куда надо.
Но Саллайт хотелось, чтобы было наоборот. Вот бы следом за Дабом Свитом они проехали по большому кругу и вернулись в Новый Келн, где на пороге дома ее встретят улыбающиеся отец и мать. Вот это – предел мечтаний. Но они умерли от лихорадки, а великая пустошь – не то место, где принято мечтать. Она глубоко вздохнула и до боли потерла нос, чтобы не расплакаться. Все равно не поможет. Слезы еще ни разу ей не помогли.
– Старый добрый Даб Свит! – Голди тряхнула вожжами, понукая волов. – Я слышала,
– Выходит, ты не сбился с пути? – сказала Кричащая Скала.
Свит отвел взгляд от приближающегося всадника и косо посмотрел на нее, взгромоздившуюся на верхушку одной из наполовину обвалившихся стен. За спиной у покачивающей ногой духолюдки горело закатное солнце. Старый флаг, украшавший ее голову, Кричащая Скала скинула, распустив серебристые волосы, в которых еще оставалась пара золотых прядей.
– А ты когда-нибудь видела, чтобы я заблудился?
– Да каждый раз, когда я не показываю тебе дорогу.
Он снисходительно улыбнулся. За время этой поездки ему пришлось лишь дважды ускользнуть со стоянки ясной ночью, чтобы настроить астролябию и выбрать правильное направление. Даб Свит выиграл инструмент в карты у отошедшего от дел капитана морского судна и за долгие годы ни разу не пожалел. Равнины порой похожи на море. Ничего, кроме неба, горизонта и проклятого груза в обозе. Чтобы соответствовать легенде, человеку следует иметь в рукаве одну-две уловки.
Бурый медведь? Да, он убил его. Правда, не голыми руками, а копьем. И медведь был старым, медлительным и не слишком крупным. Но ведь медведь! И он в самом деле убил его! Почему бы людям не восхищаться? Даб Свит – убийца медведя! Но при каждом новом пересказе история все приукрашивалась и приукрашивалась – голыми руками, спасая женщину, трех медведей… В конце концов легенда затмила его самого.
Прислонившись к обломку колонны, он скрестил руки и следил за приближающимся всадником, который ехал галопом, без седла, на манер духолюдов. Задница разведчика предсказывала неприятности.
– И кто из меня сделал проклятую знаменитость? – пробормотал он. – Не я, это точно…
– Ха! – ответила Кричащая Скала.
– Да я не давал ни единого повода в своей жизни…
– Хм.
Когда-то давно, услыхав очередную историю о Дабе Свите, он засовывал большие пальцы за пояс и задирал подбородок, наивно полагая, что его жизнь и вправду такова. Но проходили, как всегда, безжалостные годы, историй становилось все больше, а Даба Свита как такового все меньше. Наконец они превратились в рассказы о человеке, которого он никогда в жизни не встречал, чьих подвигов никогда не совершал и даже не пытался. Изредка они навевали воспоминания об отчаянных и безумных схватках, утомительных переходах, мучительном голоде и холоде в пути, тогда он качал головой и задавался вопросом: какое гребаное волшебство превратило обычные житейские случаи в благородные приключения?
– Что они получили? – проговорил он. – Кучу историй, которые можно развешивать на уши. А что получил я? Ничего, чтобы чувствовать себя обеспеченным. Только старое седло и мешок с людской ложью в довесок.
– Хм, – откликнулась Кричащая Скала, будто так и должно было случиться.
– Несправедливо. Очень несправедливо.
– Почему это должно быть справедливо?
Свит ворчливо согласился. Он больше не старел. Он постарел окончательно. В груди ломило, когда он засыпал, в коленях стреляло, когда просыпался, мерз, как никогда раньше, оглядывался на прожитые дни и понимал, что они явно превосходят числом те, которые отмеряны ему на будущее. Неизвестно, сколько еще ночей он сможет проводить под открытым небом, а люди продолжают смотреть на него в благоговейном страхе, словно он круче Иувина, а если они окажутся в безвыходном положении, то он призовет грозу на головы духолюдов или сожжет их молнией из задницы. Только откуда у него молния?