Красная строка. Сборник 3
Шрифт:
Выше ногу держи, солдат!
Впечатывай твёрже в брусчатку Кремля.
Стоят обелиски – там старший мой Брат,
веру хранящий в СВЕТ Октября.
Крепче держи у плеча карабин.
Россия в кольце врагов.
Ни шагу назад. Не отдадим
Родину, выкованную из оков,
из булата кольчуг, варяжских мечей,
предательства «братьев-соседей»,
гулагских кровавых слуг-палачей,
Любви, Надежды и Веры!
Я
Убитых детей невинных.
Я ДЕД. Я сержант запаса.
Я верен присяге поныне.
Мы же, каюсь, ничего не поняли, всё перепутали, а стихотворение Александра потеряли. Сейчас исправляем нашу оплошность и просим прощения и у Александра, и у Людмилы. К сожалению, Александру пока удалось найти в интернете только четыре стихотворения Людмилы Завадской (последнее из которых датировано на сайте 1 января 2021 г.), среди которых приведённого в «Красной строке» № 2 стихотворения о Донбассе нет. На многочисленные запросы сайт Завадской не отвечает. Нам остаётся надеяться, что поэт Людмила Завадская находится в добром здравии и, прочтя когда-нибудь и настоящий альманах, и предыдущий, примет наши извинения вкупе с восхищением и преклонением перед её поэтическим даром.
Продолжая разговор о миниатюрах, я с восторгом и печалью отмечаю цикл «Я свободна» удивительно нежных, тонких, будто прозрачных миниатюр Евгении Сафоновой. С печалью – потому, что Евгении уже нет с нами. Но она живёт, именно СВОБОДНО живёт и в своих прекрасных произведениях, и в нашей памяти. О посмертной книге Евгении «Дочь человечья» можно прочитать в эссе её подруги Виктории Чикарнеевой «Сказки не будет». Как справедливо отмечает Виктория, накал «магической» прозы Евгении Сафоновой таков, что читателя буквально обжигает этой невиданной, умопомрачительной свободой, и нам даже пришлось чуть «уравновесить» свободный полёт Евгении миниатюрами Нины Гавриковой «Тринадцатый» и «Распорядительница». Кстати сказать, обе эти по-хорошему, только в самую малость «приземлённые» миниатюры повествуют о птицах. «Тринадцатый» – воробей, а «распорядительница» – сорока. И вот ещё одна интересная особенность третьего выпуска «Красной строки»: пернатым посвящено очень много произведений. Уже упоминавшийся попугай Лол из рассказа Павла Павловского, попугай Гоша Алексея Решенскова, целые стаи птиц (ласточки, гуси, трясогузки), а также отдельно взятые дятел и ворона из цикла миниатюр «Дачные истории» Елены Яблонской. Более того: птицы умудрились залететь и в раздел очерков, эссе и рецензий! В связи с чем я настоятельно рекомендую прочитать не только мой отзыв «И журавль, и синица…» на книгу нашего редактора Нины Шамариной, но и – обязательно (а, пожалуй, можно и вместо моего отзыва) – её книгу «Синица в небе». Надеюсь, что эта замечательная книга рассказов ещё имеется в магазинах. Лучшим же доказательством того, что писателя Шамарину надо читать и читать, служит её очерк о городе Орле (орёл, между прочим, тоже птица, да ещё какая!), специально помещённый после рецензии на книгу «Синица в небе». Кстати, именно в связи с обилием «птичьих» историй мы решили украсить обложку альманаха птичкой с ягодкой-рассказом в клюве.
В продолжение разговора о разделе очерков следует особо упомянуть подробную и вдохновенную рецензию Наталии Ячеистовой «Отдыхая душой» на альманахи «Параллели» и «Крылья», выходящие под редакцией нашего постоянного автора Ольги Борисовой, которая, будучи прекрасным поэтом и переводчиком, в отличие от нас, публикует не только прозу, но и поэзию. Этот наш недостаток мы, как и в прошлый раз, то есть по уже сложившейся традиции, компенсируем тем, что последний раздел «Очерки, эссе, рецензии» и, соответственно, весь альманах завершаем стихами – верлибрами Михаила Фадеева и Виктора Балашова. Эссе М. Фадеева «Начать всё сначала» с подзаголовком «о скитаниях двух верлибристов по ЛИТО "эпохи застоя"» рассказывает о действительно баснословной эпохе конца семидесятых-начала восьмидесятых, когда как грибы после дождя невесть откуда появлялись разнообразные литобъединения и прочие клубы по интересам, в том числе и такие ныне прославленные (о них давно уже пишут и защищают диссертации!) как ЛИТО «Московское время» во главе с Бахытом Кенжеевым, Сергеем Гандлевским, Александром Сопровским. Все они, как и автор данного эссе, и ваша покорная слуга, да, наверное, и многие другие, прошли через студенческие общежития, ставшие источниками вдохновения. Об этом заключительный верлибр Михаила
КОМНАТА
Тот кто здесь жил до меня
не оставил мне
никаких инструкций
мне самому придется узнать
в каком месте скрипят полы
и хороши ли соседи
опозданием на работу
я заплачу за сведения
о расписании местных столовок
тот кто здесь жил
вставал по будильнику
и убегал с портфелем до вечера
жуя на ходу
подолгу курил у окна
(пеплом забиты щели)
в привычной задумчивости
(оправдание нелюдимости)
детей в этой комнате
не было
Тот
кто жил до меня
мне оставил лишь право
начать всё
сначала
Вы заметили? Согласно правилам жанра, в верлибре отсутствуют знаки препинания и, что для нас сейчас особенно важно, после слова сначала нет ни многоточия, ни точки. По завету поэта мы тоже не будем ставить точку в конце альманаха «Красная строка» № 3 и оставляем за собой право начать всё сначала
О любви. Рассказы
Александр Анохин
Точка на карте
1. Оля Изосимова
Ерохин медленно шагал по улице засыпающего села. Оно стало привычным за год. Спешить некуда – в пустой квартире его никто не ждал. Высоко в небе светили августовские звёзды. Тишину изредка прерывал короткий лай собак. На скамейках тут и там сидели парочки.
Девичий вскрик раздался совсем рядом, в переулке. Фара мотоцикла освещала застывшую фигуру девушки. Мотоциклист держал ружьё и что-то бубнил пьяным голосом. Ерохин, не раздумывая, подбежал, рванул ствол кверху. Раздался выстрел, сбивший ветки высокого тополя, мотоцикл упал. Парень оказался крепок, и Ерохину пару раз досталось. Подбежали ещё люди, пьяного скрутили, увели.
Ерохин, ещё разгоряченный схваткой, подошёл к девушке. Её била нервная дрожь. Он накинул ей на плечи пиджак, вызвался проводить. Она довольно быстро успокоилась. Её звали Оля, Оля Изосимова. Студентка Ромского мединститута, здесь на практике в районной больнице. Рассказала, что село это выбрала сама, ткнув в точку на карте. Папа был против, уговаривал пройти практику в Ромске. Неожиданно для стройной девушки у неё оказался грудной, глубокий голос.
Свежий ветер с реки приносил запахи наступающей осени и далёких пространств. Они сидели на скамейке. Ерохин потирал саднящую скулу. Она сказала, что встречала его на улице, знает, что он служит в местной прокуратуре. Ерохин рассказал ей китайскую притчу про двух странников: их пути пересеклись, они остановились на мгновение и пошли дальше каждый своей дорогой. Раньше он рассказывал её девушкам, которые ему нравились, чтобы произвести впечатление, но сейчас… сейчас было другое, и он подосадовал на себя.
Проводив её до крыльца, он нехотя ушёл.
Наутро с первым речным паромом примчался из Ромска на светлой «Волге» её отец – крупный мужчина в дорогом костюме, оказавшийся профессором мединститута, к тому же членом обкома партии. Он благодарно тряс Ерохину руку, возмущался случившимся: «И это в период антиалкогольной кампании!», разговаривал с прокурором района, потом направился в партийный райком.
Оля отвела Ерохина к высокой рябине с краснеющими гроздьями, и в упор глядя на него серыми в желтую крапинку глазами, сказала без улыбки: «Теперь, спаситель, по законам жанра вам предстоит взять меня в жёны». Ерохин слегка растерялся. «Ну, а если серьёзно, – улыбнулась она, – приезжайте в гости, Серёжа, я стану ждать. И папа будет рад видеть». Она подала Ерохину руку, – её ладонь была тёплой, почти невесомой, и ему не хотелось её выпускать…