Красная тетрадь
Шрифт:
– Хочешь погулять вместе?
– Да, – сказал Ванечка. – Хочу. Я очень люблю гулять. Только я буду курить свои бычки.
– Я такого, конечно, не одобрю. Но и пожаловаться мне некому. Разве что только твоему отцу. Где он?
– Он в особом медицинском крыле. Подключен к разным аппаратам. Он – очень хороший человек.
Фразы Ванечки не всегда связывались очевидным образом.
– Почему? – спросил я.
– Потому что предыдущий отец не стал со мной жить.
– Я думаю, он все равно тебя любит, просто
Ванечка покачал головой:
– А вот и нет, – сказал он. – Папа ушел из-за меня.
– Все дети, от которых ушел отец, думают, что он ушел из-за них.
– Но ты-то так про своего не думаешь, – сказал Ванечка.
– Что ты имеешь в виду?
Он пожал плечами, потянулся к цветку в клумбе, отдернул руку.
– Потому что оса! – сказал Ванечка.
– Пойдем, – сказал ему я. – Давай погуляем.
И мы пошли гулять вокруг корпуса.
– Предыдущий папа ушел из-за меня, – сказал Ванечка. – Потому что меня нашли в лесу, напоили молоком, и с тех пор я так живу.
– Это тебе мама рассказала?
– Да, она.
– Мне кажется, твоей маме не стоит обвинять тебя в том, что они с отцом разошлись.
– Да, – сказал Ванечка. – Проблема в том, что он меня не родил.
Я сказал:
– Звучит глупо.
– И мама меня не родила.
– А кто тебя тогда родил?
– Не знаю, – сказал Ванечка. – А где гнездо осиное?
Этого уже не знал я.
– Могу забраться на дерево, – сказал Ванечка. – Давай со мной.
Я вовсе не хотел забираться на дерево. Может, я забрался бы сам, но не с Ванечкой. Ванечка, дурачок, мог свалиться оттуда.
Но по этой же причине мне пришлось согласиться: чтобы подстраховать его в случае чего.
Впрочем, оказалось, что Ванечка довольно ловок, куда более ловок, чем я. Мне даже стало стыдно за свою несовершенную технику древолазания.
Когда мы уселись на крепкой, надежной ветке, Ванечка сказал:
– Отсюда солнце красивое.
И правда, сквозь крону деревьев свет лился просто замечательный.
– А ты что-то такое особое знаешь? – спросил меня Ванечка. – Какие-нибудь необщие вещи.
– Да, – сказал я. – Умею обращаться с оружием, ориентироваться на местности, да много чего. Но все равно почти всему придется переучиваться на месте, так Максим Сергеевич говорит. В Космосе все другое.
– Плевал я на этот ваш Космос.
– Это неправильно.
– А что еще умеешь?
– Например, знаю, как допрашивать людей.
– Ничего себе, – сказал Ванечка. – Это здорово. Я ничего такого не знаю. Я бы просто их спросил. А ты знаешь, как узнать правду?
– Я знаю, как нужно спрашивать, если хочешь узнать правду и если хочешь добиться признания.
– А я не знал, что это разные вещи.
– Иногда, – сказал я.
Оказалось, мы забрались на довольно приличную высоту. Ванечка беззаботно болтал ногами, и мне все время приходилось пребывать в напряжении, чтобы в случае чего поймать его.
Но Ванечка, казалось, не ощущал никакой опасности. Он доставал из своего пакетика окурки один за другим и, совершенно не экономя спичек, подкуривал. Хватало окурков буквально на две-три затяжки, а потом Ванечка выбрасывал их вниз.
– Только туши, – сказал я.
– Хорошо, – сказал Ванечка. – Буду тушить.
И тогда я вдруг решился спросить его кое о чем.
– Почему ты назвал меня убийцей?
Ванечка выбросил вниз еще один окурок и сказал:
– Ну потому что ты будешь убийцей.
– С чего ты взял?
– Ты же солдат.
– С этой точки зрения – да. Солдат убивает людей. Но юридически – он не убийца.
– А почему?
– Потому что не нарушает закон.
– Ну тогда ты не убийца.
Я молчал, а Ванечка снова зажег спичку, показал мне огонек, радостно засмеялся и сказал:
– Будешь душить себя сам, чтобы тебе стало хорошо, вот так каждый вечер.
– Что?
– Я это во сне видел. Как скотобойни. Там люди страдают. Все время кричат. Голова болит.
Мне стало так жалко дурачка Ванечку.
Я сказал:
– Тебе часто снятся кошмары?
– Мне снятся разные сны. Но папа в меня верит. И у мамы с папой родился Алеша, я за это всегда буду благодарен. Лучший брат. Он такой умный. Представляешь, куда умнее меня!
Я кивнул.
– Думаешь, я дурак?
Тут я не нашелся, что ответить.
– Твоя компания мне очень приятна, – сказал я наконец.
– Ну и ладно, – сказал Ванечка. – Я и без того знаю, что я дурак.
– А почему ты сказал, что Боря – святой?
– Тоже во сне видел. Еще он поет хорошо. А год назад он так наступил тебе на пальцы, что два сломал.
– Это он тебе хвастался?
– Я сам знаю. Ему нравится причинять другим боль.
– Все-то ты про всех знаешь.
– Все да не все, – сказал Ванечка, хитро прищурившись. Он стал похож на героя какой-то русской сказки. – Но Боре точно нужно быть добрее. Как в песне про мальчика и лошадку. Про то, что лошадку нельзя пинать и собаку, и никого вообще. Злой мальчик должен вырасти, а не кидать камушками птице в глаз.
– А Андрюша? – спросил я.
– Андрюша ждет не дождется, когда вам будут отрезать руки и ноги.
– Нам будут отрезать руки и ноги?
Ванечка пожал плечами, выудил из пакетика очередной окурок.
– Хочешь?
– Я не курю.
– Забыл.
– Ничего.
Я потрогал ветку, на ощупь она была шершавой.
– Легко занозить руки, – сказал я.
– Тебе это не страшно, – сказал Ванечка и улыбнулся. – Но ты не такой толстокожий, как тебе сейчас кажется.
Он вздохнул как-то глубоко и по-взрослому, сказал: