Красная тетрадь
Шрифт:
– Надо же, – сказал я. – Вам очень повезло.
– Да-да, о том я и говорю, мне очень повезло. А знаете, как мне везло в карточных играх? Даже представить себе не можете. Однажды меня чуть не подстрелили. Они все думали, что я жулик, но я игрок от Бога.
– Бога нет, – сказал я.
– Дело вкуса, – сказал Жорж. – Так вот, замечательная машина, диссертация, девушка, любящие родители, квартира в центре Москвы, представили?
– Я тоже живу в центре Москвы, – сказал я. – Здорово, может быть, мы соседи.
– Да-да-да, – рассеянно сказал Жорж. – А потом мы с
– За шкафом?
– Да, за красивым кедровым шкафом.
– Кедры пахнут сладко, – сказал Ванечка.
– Именно. Замечательный был шкаф. А потом нам навстречу выехал замечательный грузовик. Я потерял девушку, шкаф и чуть не потерял свою жизнь.
– Как вы можете, – сказал я, – ставить свою невесту в один ряд со шкафом?
– Я мог бы еще пошутить, что и то и другое сделано из бревна, но не буду. Прости, малыш, я скрываю свою боль за напускным цинизмом. Но слушай дальше. Я почти погиб, потерял обе ноги, потерял невесту, потерял…
– Шкаф? – спросил Ванечка.
– Кедровый шкаф, – уточнил Жорж. – Моя жизнь была разрушена. Где тот разбиватель сердец? Где тот восхитительный молодой человек? Изуродованный калека, потерявший все в один день! Но мало того! Температура! И головная боль, страшнейшая головная боль за всю историю меня, а сколько я пил, просто как лошадь, и какие у меня были похмелья – с этой болью не сравнится ни одно. Меня забрали прямо из больницы, я толком не успел прийти в себя.
– На что это похоже? – спросил я.
Тут Жорж замолчал. Он цокнул языком, посмотрел на небо и сказал:
– На состояние, когда ты мертвецки пьян, но не можешь уснуть. В голову лезут всякие сумасшедшие мысли. А потом – потом похоже вот как раз на похмельный сон.
– Эти неприятные стадии мы должны пропустить, – сказал я.
– Должны, – сказал Жорж. – Просто обязаны, потому что ничего приятного в этом нет! Словом, я впал в забытье! По-моему, я кричал! Надеюсь, я кричал какие-нибудь скабрезности, это было бы стилистически очень изящным решением. Все время запах мяса, запах крови, но в остальном – почти полная темнота. Вот это была жизнь! Я был меньше, чем животное! Но, о чудо, в один прекрасный день, я пришел в себя. Помню, я открыл глаза…
– На скотобойне, – сказал Ванечка.
Жорж посмотрел на него странно.
– В неприятном месте, – сказал он. – Но в то время свет лампочки показался мне солнцем. Я спросил: где я? Надо мной находилась крайне интересная конструкция, что-то вроде костной пилы. Мои ноги были целы. А вот грудная клетка напрочь открыта! Можете себе представить шок юноши, оказавшегося в таком положении? Девица за инструментом, она еще нажимала на какие-то кнопки, охнула, подскочила ко мне и крайне вежливо сообщила, что со мной случилось чудо.
– Какое? – спросил Ванечка.
– Ты не понял? Я преодолел болезнь! Я пришел в себя! Я был единицей из тысяч, даже миллионов! Ко мне вернулся разум!
Жорж, по-видимому, пребывал в восторге от собственной истории.
– Потом вернулась боль, и я осознал весь ужас разъятой грудной клетки.
– А почему у вас было так с грудной клеткой? – спросил я.
– А ты не понял? Он был на скотобойне!
– Потому, – сказал Жорж, – что мне пытались помочь. Сильная стимуляция в некоторых случаях помогает восстановиться. Люди на последней стадии представляют опасность, но малую. Их тела восстанавливаются, но разума в них не больше, чем в кусачей осе. Только тот, кто смог преодолеть болезнь, может похвастаться самоконтролем и абстрактным мышлением, необходимыми для изменения плоти, и применять свои способности на благо бла-бла-бла, вы поняли. Ну да не важно, главное, я пришел в себя! Какой был шанс? Один ко скольки?
Я внимательно смотрел на его лицо. Оно было слишком уж совершенным, черты – невероятно безупречные. Он наверняка занимался улучшением собственной внешности, а этот процесс требует большой сосредоточенности, ведь все изменения исчезнут, стоит забыть о них хоть на секунду.
Жорж сказал:
– Так или иначе, я снова чувствовал себя собой, меня окружили вниманием и заботой, и я осознал, что я больше не заперт на этой тесной и ужасной отсталой планетке. Нет! Нет! Впереди был огромный мир! Сколько людей из тех, кто сталкивается с большой болью, страдает от ксеноэнцефалита? А сколько из них восстанавливается после него? Но я – да. Ах, чудесный, чудесный Жорж!
– А всех других людей там так и оставили как мясо, – сказал Ванечка.
– Если они когда-нибудь придут в себя, – сказал Жорж, – их ждет большой и красивый мир, а если нет, что ж, я не могу сказать, что я вполне осознавал себя для того, чтобы оценить ничтожность своего положения.
Я сказал:
– Крайне мудрое решение нашего руководства – не оставлять в беде нуждающихся.
Тут Ванечка очень сильно наступил мне на ногу.
– Эй! – сказал я. – Больно!
– Конечно, тебе больно, – сказал Ванечка. – Ты же живой.
– Ну-ну, не ссорьтесь, – сказал Жорж. – Политика дело тонкое.
– У-у-у, – сказал Ванюша. – У-у-у, мне так не нравится.
– Тебе можно, – сказал Жорж. – Ты же дурачок. Кому какое дело, что тебе там не нравится?
– То, что он дурак, не значит, что он не такой же человек, как мы, – сказал я. – К нему нужно относиться с уважением, как и ко всем другим людям, а он взамен обязан поддерживать идеи, полезные для общества, в котором он живет.
– Ну, ты уже ко всем счет выставил, – сказал Жорж. А я понял, что совершенно не заметил, как это вот так спорю со взрослым, болтаю с ним, будто с другом, и до чего он мне приятен, хотя в нем есть все те качества, которые я считаю совершенно недостойными.
– Жаль, – сказал Жорж. – Я немногое могу вам рассказать.
– А почему бы просто не спасти нас всех? – спросил Ванечка. – Все бы стали сильными и захватили весь Космос.
– Ну ты подумай, малыш, кому захочется, чтобы его родственники, друзья, любимые становились сильными так ненадолго и такой ценой, – сказал Жорж. – Это не нужно никому. А живем мы неплохо, и не надо тут, а то блондинчик на тебя настучит. Но ладно, отвлекитесь-ка.
– А вы еще покажете?
– Да-да, я еще покажу фокус.