Красная волчица
Шрифт:
— Это от дяди Гани письмо? — щебетала Анюта.
— От него, моя-то.
— Дай мне подержать.
— Сейчас никак нельзя. Еще потеряешь, а письмо важное, сердцем чую. Может, он вас с матерью ищет, а вы у бабушки.
— Я его буду крепко-крепко держать.
Тетя Глаша остановилась.
— На, подержи.
Анюта бережно взяла треугольник.
— Подержала, и хватит. Пойдем скорей. Сейчас нам Ятока прочитает.
— Дорогие мои, мама, Анюта и Слава, здравствуйте, — неторопливо читала Ятока. — Мама,
— Че я вам говорила? — оживилась тетя Глаша.
— Дай послушать, — одернула ее Семеновна.
— Летчики нашего полка поклялись отомстить за смерть матери Анюты и Славы. Сегодня они сбили пять стервятников. Так будет до тех пор, пока мы последнего фашиста не отправим на тот свет. Анюта и Слава, слушайтесь бабушку, помогайте ей во всем. Кончится война, мы все вместе махнем в Ленинград. Вы будете учиться, а я помаленьку летать.
Дима, ты — настоящий парень. От всех летчиков тебе большое спасибо. Мама, ты просишь, чтобы я берег себя. Не беспокойся. Я летаю высоко, за облака фашистам не добраться. Передай поклон от меня Семеновне. Спасибо Ятоке за заботу о тебе. Передай привет всем знакомым. Обнимаю. Твой Ганя».
Ятока передала листок тете Глаше. Тетя Глаша нежно погладила его.
— Че он про жену-то ниче не прописал? Кто она такая? Из каких мест была? Ты, Ятока, ниче не пропустила?
— Я пошто же пропускать-то буду?
— И в Ленинград собрался после войны. Я че там не видела? Вот горюшко-то…
— Это уж правда. Кого делать-то там, людей смешить? — поддержала ее Семеновна,
— И Анюту я никуда не пущу, — тетя Глаша прижала к себе девочку. — Я же на другой день помру без нее.
— Ты слышала, беда-то какая: волки телку задрали, — сообщила Семеновна.
— Надо же, — удивилась тетя Глаша. — Отродясь такого не бывало.
— Не бывало, — согласилась Семеновна. — Шатун-медведь как-то нападал на коров. А чтобы волки, да еще летом нападали на скот, такого не случалось. Мало им сохатых да оленей.
— Дима-то что долго не идет? — выглянула в окно Ятока.
— Пошел в поскотину за свежими конями, — ответила тетя Глаша.
— Я соберу на стол, — засуетилась Семеновна, — а ты, Ятока, за Любой сходи.
Вскоре пришли Димка с Любой. Димка за последнее время похудел, почернел еще больше. Он то отвозил почту на Громовой или Нижний полустанок, то мчался в ночь встречать почту.
— Проходите, садитесь за стол, — пригласила Любу с Димкой Семеновна.
— Спасибо, — кивнула Люба.
— Потом, моя-то, спасибо скажешь.
Димка посмотрел на Семеновну.
— Бабушка, у Кругловых беда — Серега погиб.
— Как — погиб? — не поверила Семеновна. — Он же не на фронте был.
— На границе погиб.
— О, господи, че делается-то на белом свете? — Семеновна теребила непослушными пальцами кончик платка.
— А ты, Дима, ниче не напутал? — спросила тетя Глаша.
— Письмо политрук заставы прислал. Японцы на нашу сторону банду заслали. Сергей со своим другом Бадмой Ренчиновым в наряде был. Они обнаружили бандитов. Выбили их из деревни, но и сами погибли.
Тетя Глаша встала:
— Вот горюшко-то…
— Лариса с Вадимом уехали зароды поправлять. Ничего еще не знают о беде, — пожалела Ларису Ятока.
— Кто это — Лариса? — спросила Люба Димку.
— Невеста Серегина. Осенью в сорок первом собирались пожениться…
У Любы кусок в горло не шел. Сколько она похоронок развезла по селам. Ей и по ночам грезился плач женщин, В другие села хоть раненые мужчины возвращаются, а Матвеевна как заколдованная. Черными, обгорелыми листьями падали сюда похоронки. И страшно было иной раз Любе заезжать в село.
Ятока подошла к Семеновне.
— Мама, однако, пойдем на кровать.
Семеновна встала, но ноги не слушались, она их переставляла, как деревянные.
— Ты, Ятока, уж сходи к Кругловым-то, — попросила Семеновна. — Скажи им, я-то уж не могу прийти.
— Диму с Любой провожу да схожу. А ты полежи.
— Сердце у меня что-то сдавило. Никак не отпускает.
— Я сейчас травы напарю. Попьешь, сразу лучше станет.
Ятока уложила свекровь в постель и пошла в куть запаривать траву. К Семеновне подошел Димка.
— Бабушка, ты уж не хворай. Обещала же дяде Степану всех с фронта дождать.
— Дожду, внучек, дожду. Вы-то там осторожней будьте.
Лариса поздно вечером, кутаясь в черный платок, вышла на Золотую поляну. Здесь они встречались, здесь Сергей играл на гармошке. Лариса опустилась на колодину. С Сергеем они часто на ней сиживали. Освобождая душу от боли, она заплакала. Плакала долго и безутешно, как плачут женщины с добрым сердцем.
А по тайге в темной вдовьей одежде брела ночь. Белые туманы, точно преждевременно поседевшие волосы, клубились между горами. Горькими слезами падали на остывающую землю крупные росные капли — травы оплакивали своих косцов. В скорбном молчании стояли деревья. Эту ночь и птицы не тревожили криком.
Глава VIII
Генка Ворон, крадучись, поднялся на вершину хребта и притаился за молодыми сосенками. Последнее время ему постоянно казалось, что его поджидает Ятока. Генка Борон прислушался. Тишина, Он присел на валежину, положил ружье на колени и посмотрел между деревцами. Далеко внизу виднелась Матвеевка. Дома отсюда казались игрушечными. От берега отплыла лодка. За поскотиной виднелись зароды. По угору за околицей ехал всадник. За ним бежал жеребенок.