Красная ворона
Шрифт:
Я даже растерялась от обилия заманчивых вариантов. Вариант с летучей мышкой не очень понравился — звенело в ушах, и голова наполнялась тяжестью. В норке было тепло и уютно, но душновато. Оставалась рыбка…
Мама наполнила ванну теплой водой и накапала эфирного масла. Папа выключил свет и зажег свечку.
— В некотором царстве, в некотором государстве жил-был принц… — Мамин голос был таинственным и убаюкивающим. Пахнущая эвкалиптом вода ласкала и обволакивала. Я и не заметила, как погрузилась в дрему. — И вот однажды он поехал со свитой на охоту… — Столь же незаметно дрема перешла в крепкий сон.
Проснулась
И, конечно, совсем одна.
Тосковала долго. И с Рином не разговаривала целых десять дней.
Помирилась, только когда он научил меня выдувать мыльные пузыри размером с половину комнаты, входить в них и обитать, словно в круглом, прозрачно-переливчатом домике, отделенном от всего света.
Стало немного легче, как только я заметила одну вещь. Когда родители разговаривали между собой (как обычно, холодно и вежливо), их тени на полу или стене тянулись друг к другу — даже из разных концов комнаты, и старались, будто невзначай, коснуться руки или щеки.
В такие моменты я нагибалась — словно развязался шнурок, и легонько гладила кудри мамы или папино плечо…
Как я стерла этот мир, а затем придумала заново
В тринадцать лет мир кажется абсолютно несправедливым по отношению к твоей персоне. А жизнь — безвкусной и пошлой шуткой. Взрослые — инопланетяне, настолько иные и не похожие, что невольно думаешь: «Неужели и я когда-нибудь превращусь в такое же скучное и строго запрограммированное существо?» Сверстники, за малыми исключениями — безликая и жестокая масса. А исключениям — ярким индивидуальностям, как правило, не до тебя.
Подростковый период проходил у меня на редкость тяжело. Не для окружающих (я по-прежнему не грубила старшим и старалась учиться на одни пятерки), но для себя самой. Внешность не радовала: к мышиной невзрачности добавились прыщи и полнота — следствие гормональных перестроек. Внутри тоже было далеко до гармонии. Юность — это детство, беременное взрослостью. Под неумолимо меняющейся оболочкой зреет новое и чужеродное существо, и приятного в этом мало.
А тут еще любимый братик, с завидной регулярностью и явным удовольствием взращивавший во мне все новые комплексы. В отличие от меня, у него отношения с социумом были яркими и бурными. Из «дичка», которым определила его когда-то деревенская баба-тетя, к шестнадцати годам он неожиданно преобразился в популярного парня, «крутого перца». При том, что внешностью Рин не блистал: ассиметричное худое лицо, светло-рыжие патлы, левое ухо оттопырено и выше правого. Вдобавок он крайне небрежно относился к упаковке — одежде и обуви, и не пользовался парфюмом.
Сверстники его либо обожали, либо ненавидели. (Последние — от зависти.) Учителя то злились, когда он срывал уроки или задавал вопросы, на которые у них не хватало ума ответить, то превозносили — когда завоевывал первые места на конкурсах и олимпиадах. В нем нуждались, его окружали, ему звонили и засыпали смс-ками.
Меня же не замечал никто.
Одно время, правда, со мной пытались подружиться одноклассницы Рина — чтобы стать ближе к нему, войти в дом. Я простодушно верила, что старшие девочки искренне мне симпатизируют, приглашала в гости, делилась фильмами и дисками и лишь удивлялась немного, что все разговоры так или иначе крутились вокруг особы моего брата. Даже поссорилась на этой почве с Тинки-Винки, справедливо возревновавшей к новым подругам.
Старания девиц пропадали втуне: дружба со мной никак не приближала их к Рину. Он словно чуял заранее их приход и сваливал из дома, прежде чем появлялась пара-тройка его поклонниц. Потом это, видимо, ему надоело, и он устроил мне прилюдный разнос.
В тот день брат ввалился в мою комнату при девицах, радостно встрепенувшихся при виде своего кумира. Их было трое. Уже почти не скрывая незаинтересованности в моей персоне, они играли на моем копме (в то время как я безуспешно пыталась к нему прорваться, чтобы успеть до завтра написать реферат по биологии).
— И вас не задолбало просиживать здесь дни напролет, выслеживая меня, как крупную дичь? — выдал он вместо приветствия. Старшеклассницы кокетливо рассмеялись, а я встревожилась, почуяв по тону, что ничего хорошего его внезапный приход мне не принесет. — Я сам выбираю, с кем и как мне общаться, и моя сестра — последний человек, который мог бы повлиять на мои предпочтения. Должен сказать, у вас туго с воображением, девушки — дефект, мешающий более близкому знакомству со мной.
— О чем ты? — откликнулась Надин, самая холеная и оттого уверенная в себе. — Нам просто нравится Ира, она милая и очень умненькая для своих лет девочка, и мы приходим, чтобы с ней пообщаться.
— Вот именно! — энергично закивали ее подружки. — Мы никого не выслеживаем, Ринат!
— Это правда, Рин! — Отчего-то я сочла нужным встать на защиту старших «подруг». — Ты зря на них наезжаешь. Они нормальные — ты просто их недостаточно знаешь, хоть и учишься в одном классе.
— А ты, как видно, узнала их досконально? Не показывай себя большей дурочкой, Рэна, чем ты есть.
Я обиделась и надулась, но брат уже переключился с моей особы.
— А с вами, леди, давайте договоримся! Раз уж вам так неймется, можете навещать меня. Будем общаться. Только условие: никаких контактов с моей сестрой! Все ее друзья, по определению, для меня малолетки. Нет, конечно, если она вам и вправду так нравится, приходите, играйте на здоровье в куклы барби и плюшевых зайчиков, но на меня не рассчитывайте: у меня найдутся дела поинтереснее и собеседники поумнее. Ну что, по рукам?
Я задохнулась от возмущения. Нет, как он может? Все, кто общаются со мной, маленькие? Но он же сам играет и болтает со мной! Пусть изредка, под настроение, но все-таки. А его чудесности? По негласному уговору я о них никому не рассказываю, но ведь они есть! Только наши, на двоих.
Я не сомневалась, что девицы выберут его. Пусть я наивная дурочка, но результат мог предсказать и альтернативно одаренный ребенок.
— Конечно, по рукам, Ринат! На фиг нам малолетки!
Они рассиялись до неприличия, все трое. А я изо всех сил приказала себе ни в коем случае не расплакаться перед ними. Иначе надо мной будет хохотать вся школа.
— Поняла? На хрен ты им сдалась, — шепнул мне Рин на ухо, но так отчетливо, что девицы расслышали и угодливо захихикали: если, мол, тебе нравится издеваться над сестрой, мы тебя с удовольствием в этом поддержим. — А вы, — брат повернулся в их сторону, — валите вон. Быстро!
— Что?! — возопили они хором, не поверив своим нежным ушкам.
— Не расслышали? Прочь. У вас нет ни мозгов, ни честности. Не имеющий одного из этих двух качеств еще мог бы мне быть интересен, но чтоб сразу обоих? Увольте!