Красно Солнышко
Шрифт:
– Гостомысл, определи всех. Потом приходи в верхнюю светлицу.
Тот кивнул, стал сыпать распоряжениями. Первым делом – кони. Потом – баня. Затем еда и отдых… С утра всех дружинников и отроков построили, и вдоль шеренги затаивших дыхание людей провели белоснежного коня. Тот был ухожен на диво. Его шкура просто лоснилась, а длинный хвост свисал до самой земли. Лошадь вели два жреца немалого ранга, как поняли отроки, внимательно следя за поведением животного.
– Конь Святовидов…
Прошептал в восхищении стоящий рядом с Храбром воин. Все дружинники были одеты в выданные после бани белые порты и рубахи. Точно такие же, как и у жрецов. Только без родовых знаков... Наконец провод коня закончился. Следом вдоль строя двинулись сами жрецы. Все – пожилые. Один так и вовсе… Таких старых людей отроки никогда не видели. Изрезанное глубокими морщинами лицо цвета каштана, чуть дрожащие руки, тем не менее, крепко сжимающие жреческий посох. И – удивительно светлые глаза, словно сияющие изнутри. Шли молча, казалось, служители даже не обращали ни малейшего внимания на почтительно застывших воинов. Прошли до конца шеренги, остановились. Передохнули немного, ушли внутрь Храма. Все ждали. Оба отрока-волчонка буквально лопались от нетерпения – ведь за полгода пути они
– Радожа, Пуст, Ольг – выйдите вперёд! Вольха, Прост – тоже выйдите!
Названые по имени шагнули, оказавшись сразу у всех на виду. Остальные ждут – к добру ли, к худу людей поименовали. Старший жрец посохом махнул:
– Уведите их на задний двор.
Князья кивком подтвердили, мол, слушайте, что велено. Ушли пятеро, понурив головы. А старший жрец вновь посохом махнул, зазвенели весело колечки бронзовые, в головку дерева врезанные:
– Братие! Дело вам поручено от Храма Святовидова, от народа славянского. И исполнить его надобно обязательно. Согласны ли вы на разлуку долгую с родной землёй, с домами отчими?
Хором прогудел ответ:
– Согласны!
– Доброй ли волей вы на дело сие идёте?
– Доброй!
– Да будет так, братья!
Склонил голову перед всеми жрец, ушёл снова в Храм. Лишь князья остались. Переглянулись между собой, на сей раз Брячислав речь повёл:
– В поход идём, дружина! В дальний и долгий. Во славу земли Словенской, во имя Родов наших!
– Гой-да!
Грянул к небу синему крик дружинный…
…Потом всех отвели в дом дружинный. Длинное деревянное строение. Вдоль стен – лавки для спанья, шкурами укрытые. Велели по своим местам расходится. А где своё, кто знает? Храбр со Славом быстро сообразили – где мешки их, намедни обозным из Храма сданные, согласно приказа, лежат, там и место их. Так и оказалось. Снова молчаливой похвалы удостоились, и рады по уши. Да ещё сердце поёт – в поход идут! В дальний! Наравне со славными воинами! Значит, признали их достоинства, сочли за равных себе ветераны дружины… А вечером… И рты пооткрывали в изумлении все отроки. Дружно вчетвером. Двоих то отсеяли утром… Оказывается, и воины дружинные так же из разных родов, и в поход впервые идут! Не в том смысле, что вообще впервые, а что вместе! Со всех славянских Слобод воинских по приказу жрецов выделили князьям лучших дружинников. И теперь у них, у братьев рать доселе невиданная. Не родовая, а всего племени славянского! От всех родов здесь лучшие из лучших собрались! Словом, было чему дивиться, ибо не слыхано подобное ране было… Утром все на зарядку побежали. И взрослые, и отроки. Одной дружиной. В одном строю. Потом – в реке, через Аркону текущую, омовение. Дале – в оружейную храмовую. Там встречали каждого люди, по ухваткам и поведению видно – мастера… Да такие, что и лучшие перед ними – новички неопытные. Внимательно осматривали каждого, просили показать то одно, то другое. Когда воин делал, что сказано, быстро совещались, затем забирали старое оружие, выдавали другое. Что мечи, что ножи, что луки со стрелами, что броню… Храбра и Слава вновь экипировали заново. И долго вечером сидели отроки над полученной справою, рты открывши от изумления, ибо подобной работы даже представить себе не могли: доспех по рубахе железной, собранной из множества крошечных колечек. Рукавицы такие же, сверху чешуйками крохотными обшитыми. Вроде металл, а гнётся, как бы не легче, чем рукавицы-шубники зимние. На ноги – сапоги. Подошва толстая. Тоже металлом обшитая. Ну и прочее оружие… Теперь люди каждодневно, с утра до вечера в своей броне каждый и своим оружием бились. Не всерьёз, конечно. Для учёбы воинской. Чтобы рука и тело к новому снаряжению привыкли. Прочие занятия окромя ратной учёбы тоже были – и плавали в полном доспехе, и ныряли. И на разных хитрых снарядах бою учились: скажем, берут бревно, подвешивают его на верёвках. Потом двое начинают раскачивать того, кто на том бревне стоит. Тут и так удержаться сложно, так ещё и нужно либо из лука-самострела за сотню шагов стрелу в бычий глаз нарисованный положить без промаха, либо с таким же другом-соратником сразиться на мечах, секирах, ножах, а то и просто на кулачках. Словом, доставалось. Редко кто без синяков, да шишек ходил… К осени, однако, народ уже попривык, кое-чему научился. Но кто же по жёлтой листве в походы ходит? Так и продолжалась учёба воинская. Отроки за этот год вытянулись, раздались в плечах. Как-никак, по пятнадцать вёсен каждому минуло… Зиму встречали в Арконе. Опять же все вместе. Ребята уже пообтёрлись, ходили по граду, как местные. Задевать их опасались – на рубахах знаки Храмовые. Значит, Святовидовы они отроки. Обидь такого – самого Бога обидишь. Да и видели горожане, как по утрам они вместе с взрослыми дружинниками бегают, плавают, в стенке стоят в бою кулачном… Словом, уважали. Ровесники же вообще, как на живых Богов глядели, и близко подходить опасались тоже. А ну ненароком… Так и зима пролетела. Потекли сугробы, посерел снег, ручьи зазвенели по улицам града, брёвнами вымощенными. И едва потянуло с Моря Варяжского густым солёным ветром, закатили жрецы пир для дружинников, на добрую дорогу. А чтоб уверенности в добром исполнении задуманного больше было – жертву принесли. Жреца Чернобога, черноризца, пожелавшего свою веру рабскую среди Свободных людей исповедовать. Сожгли монаха. А прах – по ветру развеяли…
Глава 3.
Насадов было четверо. Все большие, на пятьдесят воев каждый. Кормщики – наилучшие, которых смогли разыскать жрецы храма Святовида. Когда дружинники приехали в потаённую бухту в десяти верстах от града, то многие удивились увиденному. Да и откуда лесным да степным воинам знать, сколь велики морские суда? Привыкли к долблёнкам-однодеревкам, да большим плотам, ежели требовалось груз какой перевезти. Разве что росичи на лодьях набойных [3] к Торжку-Острову ходили, так и то их кораблики, что детская тележка перед большим возом. Но когда удивление первое прошло, то освоились воины с кораблями своими быстро. Лодьи уже были снаряжены для похода, но, как издревле славяне говаривали: доверяй, но проверяй. Потому сутки напролёт без роздыха люди вникали в каждую щелку, вскрывали и проверяли каждый доставленный на борт тюк, каждый бочонок. Да и то – шуточное ли дело затеяно? Судьба всех славянских племён, жизнь всех родичей от этого похода зависит. Потому и не ленились, осматривали и проверяли всё самым тщательным и въедливым образом. Даже князья не погнушались в ледяную весеннюю воду нырять, днища осматривать. Хотя можно было корабли и на берег вытащить. Славу и Храбру доверили канаты корабельные осматривать. Замаялись отроки, если честно. Ведь каждую бухту троса надо размотать, проверить, нет ли изъянов на крепкой пеньке, всяких свивов, узелков. Ровна ли нить, крепко ли скручены вертушкой пряди. Дело серьёзное и ответственное, поскольку иной раз от каната жизнь зависит – а ну как в шторм лопнет трос, и понесёт сорванную с якоря лодью на камни? Дружинники, что поопытней, конечно за ними приглядывали тайком, но не подвели отроки. С честью выдержали испытание. Потом всё заново под палубы грузили. Укладывали, привязывали, крепили на совесть. Ведь поход дальний…
3
лодка с наращёнными-набитыми бортами
Бочки и меха водой ключевой наполнили. Лес, что на всякий случай, если ремонт в пути делать придётся, на палубы уложили. А утром, едва Ярило край показал, протрубил рог Брячиславов, поход начиная, и ударили вёсла по воде, роняя искрящиеся капли с лопастей. Отроки от незнания подумали, что так весь путь на вёслах и пойдут, но едва от берега отошли с половину версты, и корабли на глубокую воду выбрались, так кормщик велел парус вздеть. Скрипнули блоки, затрещали, натягиваясь, снасти, пало белое полотнище со знаком Громовика, разлапистым. Подул ветер лёгкий, попутный, и помчались насады морские по глади морской Варяжского моря. Отойдя на полдня пути от Буяна, Путята, идущий на лодье Брячислава, на нос, увенчанный главой конской взошёл, воздел руки к Ярилу, уже полную силу набравшему, и запел. И вторили ему взрослые мужи, ибо пел жрец хвалу Богам Славянским, прося их удачу даровать воинам, ищущим спасение и надежду на будущее Родам своим. И так же, как и взрослые, подпевали чистыми голосами Храбр и Слав, истинно веруя в лучшее…
Через неделю пути четыре лодьи миновали пролив, покидая родное море. Начинались земли, чужие словенам, где проживали разные дикие племена – германцы, франки, саксы, галлы. Так о них жрец рассказывал. Зверю дикому подобные, в этих племенах люди жили. Вроде и железо знают, и огнём пользоваться умеют, но веруют в Распятого Раба, чистоту телесную и духовную не соблюдают, и воюют меж собой постоянно, вместо того, чтобы как людям единого языка и племени в мире жить. Дивились небывалому на Славянских землях отроки, впрочем, и взрослые тоже. Как же можно? Чтобы, скажем, росавич на полянина руку поднял? Да не бывать этому никогда! И не только из-за Правды Словенской, но и потому, что даже подобное коли случится, так считай, что на своего брата родного злоумыслил. Родную сестру опозорил. Родителей своих из дому выгнал. Вот что такое на сородича руку поднять, войной пойти. А тут… В порядке вещей, как видно. Когда владыка одного града на другой войной идёт, чтобы получить больше власти, больше денег, рабов, челяди. И не думает даже о том, что убивает своих же земляков и родичей…
…Почти неделю обходили берега земель франков. Славянские насады в море, само собой, вороги засекли. Взвились дымные сигналы длинной цепочкой, уходя в глубь вековых лесов. Храбр поинтересовался у кормщика, мол, нападать будут? Рать собирают? Тот ухмыльнулся, ничего не ответил. Благо сам князь вопрос отрока услышал, пояснил – франки, завидев лодьи, бегут в страхе от берега дальше в леса, надеются, что там их дружинники не найдут. Отрок не поверил, да пришлось. Брячислав решил сделать остановку. На песчаный берег небольшого острова с песнями вытащили насады, осмотрели – остались довольны. Швы не текут, но то и так понятно – днища внутри сухие. Грузы, покрышками сыромятными затянутые – в целости и сохранности. Просто народ от плавания долгого подустал, развеяться бы надо. Размять косточки. Заодно и, если повезёт, оружие опробовать в деле…
Огромные росские волкодавы, в одиночку останавливающие матёрого бера [4] , след в лесу, плотно подступающему к воде, взяли сразу. Опустили носы к земле и помчались молча, вои – следом. Собаки у словен умные. Почти как люди. Такой пёс и с ребёнком за няньку побудет, и защитит, если что, и охранит. Словом, бежали собаки хоть и быстро, да с умом, и воин в полной броне за ними поспеть может, не сбивая дыхание… Долго ли, коротко ли, стали псы, как вкопанные. А тут и дымком потянуло. И ещё… Смрадом непонятным. То ли человечьим дерьмом, то ли животным. Закрутили носами отроки, а собаки и вовсе улеглись на листву опалую, лапами длинные морды прикрыли. Им то, с тонким нюхом, вообще не в моготу. Князь Гостомысл, поскольку брат его, Брячислав с лодьями остался, двоих дружинников в розыск отрядил. Те исчезли в густой листве, а остальные вои улеглись на землю, затаились. Да так, что шалый олень из лесу вышел, ногой с острым копытцем Славу на руку чуть не ступил. Тот вовремя ладонь отодвинул. Ждёт дружина воев посланных терпеливо, мошкару и гнусь лесную от себя отгоняя. Время должное прошло, вновь посланцы у засады появились бесшумно, как приучен каждый воин с сызмальства. Подошли к князю, докладывают. Тот их выслушал, взглянул на отроков, усмехнулся, знаком к себе позвал. Ребята перед ним замерли, ждут. А Гостомысл усмехается:
4
медведя
– Пойдёте в деревню, приведёте мне шесть коров. Свежатинки поедим.
Храбр не поверил даже услышанному – как это, пойти вчетвером и привести животину? А ну как там врагов видимо-невидимо? Князь посуровел, голос повысил: приказано – делай. Деваться некуда – старший велел… А Оладья, один из тех, что на розыск ходил, взглядом разрешения у князя испросил, совет даёт: заходите по одному с каждой стороны света. Тогда франки сбежать не смогут. И тоже улыбается… Приказ есть приказ. Делать нечего, пошли отроки. Все четверо. Проверили лишь, легко ли мечи из ножен выходят, да щиты за спины закинули, лёгкие, круглые. Самострелов не брали – Старший князь Брячислав не позволил воинам брать дальнобойное оружие…