Красное бикини и черные чулки
Шрифт:
Короче, взвесив все «за» и «против», я оставила Жанку в списке, после чего всерьез задумалась о мотивах. А они должны быть у каждого приличного убийства, это любому культурному человеку известно. И, обмозговав все вышеперечисленные обстоятельства, пришла к выводу, что таковые (ну, мотивы) имеются только у Жанки, поскольку она всегда ненавидела Пахомиху столь же истово, как и я. Ну, Пакостнику мотив, как вы понимаете, не требуется в связи с тем, что он маньяк. Остаются Порфирий, Новейший, эскулап, водитель «Скорой» и парубок из жестяной палатки.
Что касается Порфирия, то у него
Измучив себя этими силлогизмами хуже нарзана, я вконец выдохлась и включила телевизор, чтобы хоть как-то проветрить мозги. А там — Мажор, чуть не по всем каналам. Раздает интервью направо и налево, подробно и с большой убедительностью описывая свои мытарства в бандитском плену. Еще убедительнее выглядели его фингалы, набитые о дверной косяк.
— А как вы думаете, почему они вас похитили? — совал микрофон Мажору в нос такой же юный и маститый не по годам шелкопер.
— Лично для меня это не секрет, — принял позу Мажор. — Они действовали по чьему-то приказу. И этот кто-то просто хотел заткнуть мне рот. Но я обещаю, что, несмотря ни на что, буду продолжать работать, как и прежде. С присущей мне откровенностью и безжалостностью вскрывать язвы…
Какие именно язвы собирался вскрывать Мажор с присущей ему откровенностью и безжалостностью, я слушать не стала, выключила телевизор и пошла спать. Но не успела еще и голову на подушке устроить, как мое воспаленное сознание забурлило с новой силой. А Мажор? Разве его можно сбрасывать со счетов? Он-то утверждает, что гостил у Пахомихи предпоследним, то есть непосредственно перед убийцей, но где доказательства? Он мальчик шустрый и, судя по телевизионным интервью, не страдающий отсутствием воображения, взял и придумал высокого незнакомца в арке, якобы поспешающего к Пахомихе под покровом ночной темноты.
А мотив? Да запросто! Надоело ему, что Пахомиха пользуется его «упругим комиссарским телом», когда ей вздумается. Если он опять же не маньяк. Ага, маньяки, маньяки, кругом одни маньяки…
«Спать, спать!..» — приказала я себе, как гипнотизер во время сеанса в захудалом сельском клубе, и перевернулась на живот.
Зарылась головой в подушку, а тут снова по мозгам. Дроздовский! Вот про кого я забыла! А он-то чем хуже. И по фактуре годится, и кошелек у него тоже с кирпич, причем не только по толщине, но и по весу. И Пахомиху он знал, у них даже вроде как романчик намечался. Сам говорил, что ухлестывал за ней, чтобы вызвать у меня ревность. А Вице! Как я могла забыть про него? Он ведь тоже входит в обойму Пахомихиных «доброжелателей».
— О не-ет!.. — взревела я, слезла с дивана и потащилась на кухню пить валерьянку. Выпила, наверное, полпузырька и снова шлепнулась на диван, на котором в конце концов и забылась, проворочавшись часа два или три с боку на бок.
И был мне сон. До сих пор не знаю, к какому разряду его отнести, вещих или зловещих. Вроде я душу Пахомиху собственными руками. А она живучая,
— Всех не передушишь! Не передушишь всех!
ГЛАВА 33
Утром, когда я, пасмурная, как ноябрьский день, вывалилась из подъезда, выяснилось, к чему было это предзнаменование. Угнали «Варвару». Мою по самую крышу занесенную снегом, с прикрученным проволокой бампером, упорно не желающую заводиться разнесчастную колымагу. Не знаю, сколько я простояла как примерзшая, тупо пялясь в пустоту, образовавшуюся с исчезновением моей многострадальной «десятки» между приземистой коробкой электроподстанции и ржавым остовом старой «Волги», пока не сообразила, что пора бы и в милицию позвонить.
«02» ответил мне густым басом и, выслушав мое сообщение, тяжко вздохнул: «Ну вот, опять». А потом записал мои данные и велел ждать. Я позвонила на работу грудастой Нонне и известила ее о постигшем меня несчастье, чтобы знала, что сказать Краснопольскому, если я срочно ему понадоблюсь. Жанке я звонить не стала, а то раскудахтается и надает кучу ненужных советов, да еще таким менторским тоном, как будто у нее каждый день машины угоняют. Я просидела чуть ли не полдня у окна, дожидаясь, когда пожалуют пинкертоны из ближайшего околотка.
Наконец они пожаловали. Двое. Представился только один и то невнятно:
— Лейтенант Др… Бр…
Потом без ярко выраженного интереса они осмотрели место происшествия и заставили меня написать заявление и заполнить еще какую-то бумагу.
— И что дальше? — спросила я с обреченным видом.
— Будем искать, — сухо ответил лейтенант Др-Бр.
— А что, бывало, что находили? — Честное слово, я не иронизировала, просто как-то само собой вырвалось.
— Бывало, — посмотрел на меня волком лейтенант Др-Бр и добавил с сердцем: — Только вам, журналистам, такое неинтересно, пока лично вас не коснется. Вы все проколы ищете да ошибки вынюхиваете.
Я неожиданно для себя густо покраснела, потому что до этой минуты районные пинкертоны не давали мне повода заподозрить, что моя личность им известна по голубому экрану:
— Вообще-то я не хотела вас обидеть…
— А нас никто не хочет обидеть, но все обижают. — Лейтенант Др-Бр выдал мне на прощание без пяти минут афоризм и уселся в выкрашенную попугаем милицейскую машину. — Да, кстати, если надо, можем подвезти. Вы ведь теперь без колес.
— Надо, надо, — обрадовалась я, — хотя бы в центр подбросьте, а там уж я…
— Да ладно, отвезем до работы. Вам ведь на работу?
— Да-да, — поспешно кивнула я.
Еще он дорогой спросил, нет ли у меня предположений относительно того, кто мог бы украсть мою машину.
— Да идиот какой-нибудь, ну кто еще на нее позарится? — пожала я плечами. — Она же побитая, ремонта требует и вообще не заводится.
— Значит, это подростки, — пробормотал лейтенант Др-Бр, — покатаются и бросят где-нибудь в лесу. Если не разобьют, конечно. Ладно, разошлем ориентировку…