Красное бикини и черные чулки
Шрифт:
Однако уже через минуту выяснилось, что я зря роптала на нее. Жанка показала себя с лучшей стороны, найдя оригинальный способ моего освобождения из кровожадных лап Пакостника. Снова открыла дверь, теперь уже с противоположной стороны и, все еще давясь от смеха, объявила:
— Соловьева — к начальству!
Я приложила руку к сердцу и выплыла из-за стола, самым проникновенным тоном извинившись перед Пакостником.
Потом мы укрылись в туалете, откуда Жанка через каждые две минуты выглядывала в коридор и свистящим шепотом докладывала обстановку:
— Пока не проходил…
Только через полчаса Пакостник замаялся ждать моего возвращения
— Вриглю хочешь?
ГЛАВА 5
Честно признаюсь, я не хотела идти на похороны Пахомихи. Это Жанка меня уговорила. Дескать, мое отсутствие будет выглядеть как вызов и даст повод к лишним пересудам. Хоть я и считала, что вызовом будет как раз мое присутствие, поскольку все знают, что мы с Пахомихой друг дружку на дух не выносили, в конце концов согласилась. Впрочем, я собиралась ограничиться только гражданской панихидой, тем паче что проходила она в конференц-зале Дома радио, а на кладбище не ехать, но мои планы смешала все та же Жанка.
Ну, во-первых, сама она на панихиду и не пришла. Я чуть шею не вывернула, высматривая ее, а она заявилась в самый последний момент, когда уже гроб на улицу выносили. Какая-то красная, распаренная, будто из бани, расхристанная и с размазанными глазами.
— Ты где была? — притиснулась я к ней, с трудом пробившись сквозь ряды зевак, явившихся поглазеть на усопшую Пахомиху.
Но Жанка так и не успела ничего мне толком объяснить, потому что к нам подлетела грудастая Нонна, всучила тяжеленный венок с черной лентой «от коллектива» и тут же скрылась в толпе. Пришлось нам волочь его до автобуса, возле которого, как выяснилось, нас поджидал очередной распорядитель — незнакомая молодайка в большой лисьей шапке.
— Так, — сказала она деловито и поправила свой то и дело налезающий на глаза малахай, — это будет ваш венок. Вы теперь за него отвечаете.
Мы с Жанкой растерянно переглянулись, а молодайка спрыгнула с подножки и усвистала в неизвестном направлении.
После такого строгого предупреждения Жанка решительно воспротивилась моему намерению улизнуть:
— Ты что, хочешь всю ответственность на меня свалить?
А тут еще, как нарочно, пока мы с Жанкой пререкались, в автобус народу битком набилось, и все с венками, так что к выходу мне пришлось бы по головам выбираться. Короче, смыться мне не удалось.
До самого кладбища я и словом с Жанкой не обмолвилась, хотя, уж поверьте, мне было, что ей сказать. Жанка, улавливая исходящие от меня отрицательные флюиды, тоже рта не раскрывала, сидела вся из себя печальная и придерживала рукой венок, перегородивший пол-автобуса.
Северное кладбище старинное и привилегированное, чуть не в центре города, но ехали мы долго и медленно, буквально ползли, так что я чуть не заснула. А все потому, что впереди шел катафалк, а покойников, как известно, с ветерком не катают. И вообще процессия получилась длинная, одних автобусов полтора десятка, а еще целая кавалькада легковушек, среди которых на повороте я безошибочно угадала серебристый джип Краснопольского. В результате, когда колонна наконец остановилась, наш автобус оказался чуть ли не в километре от кладбищенских ворот, и нам с Жанкой пришлось волоком тащить венок по сугробам.
А неподалеку от свежевырытой могилки нас уже поджидала недовольная молодайка в лисьем малахае:
— Ну наконец-то! Куда вы пропали?
— Отдай
Но пока эта дура чухалась, лисий малахай успел раствориться в толпе скорбящих.
— Это что еще за командирша? — спросила я пробегавшую мимо Нонну.
— Родственница, — тихо потупилась та, — жена бывшего Олиного мужа.
Понятно. А вон тот верзила возле гроба с нарочито траурной физиономией, наверное, как раз и есть тот самый бывший муж.
Я закрыла глаза и попыталась представить собственные похороны в контексте вновь открывшихся обстоятельств. Ведь у меня одних официальных мужей трое было, а сколько гражданских! И если им всем, не дай бог, вздумается распоряжаться на моих поминках, мордобоя не миновать.
Стоп. А у Пахомихи, по сообщениям сарафанного радио, еще и любовник имелся. Якобы высокопоставленный. Ну тот, кто ей задницу прикрывал, когда она в своих репортажах что-нибудь перевирала, а случалось такое нередко.
— Эй, — шепнула я Жанке, — как ты думаешь, а тот, что то ли из мэрии, то ли из областной администрации, тоже здесь?
— Здесь, не здесь, без понятия. Но он не из администрации, а из мэрии.
— Откуда знаешь? — Я прикрыла рот ладонью, потому что на нас уже стали оглядываться и шикать, как в театре.
— Да потому что она в Голландию ездила в составе делегации от мэрии, — проскрипела мне в ухо Жанка. — Якобы за передовым муниципальным опытом. Только вряд ли они оттуда чего путного привезли, акромя СПИДа… Ой, посмотри, кто там, возле елки! Мажор! С камерой!
Я посмотрела. Точно, Мажор. В дорогой дубленке, но без шапки. А рядом оператор с камерой снимает похороны. Значит, жди репортажа на Центральном телевидении. Сегодня вечером или завтра утром. Шустрый мальчик, ничего не скажешь, а ведь еще чуть больше года назад был у меня на побегушках, бестолково хлопал ресницами и тушевался по поводу и без повода. До сих пор не пойму, как и с чьей помощью он пролез в собкоры по области, но факт остается фактом: вчерашний практикант и неумеха Петя Самохвалов по прозвищу Мажор ныне удостаивает нас с Жанкой только небрежным кивком головы. И то через раз.
Мероприятие между тем подходило к логическому концу. Мы с Жанкой кое-как пристроили к месту свой неподъемный венок. Начали прощаться. Коротко и суховато выступил Краснопольский. А может, и не суховато, просто я была настроена услышать знаменитое «нелепая смерть вырвала из наших рядов…», но так и не услышала. Последнее «прости» произнесли родственники в лице долговязого бывшего мужа и его новой жены в лисьем малахае. После чего над кладбищем повисла тишина, внезапно и беспардонно нарушенная веселым мотивчиком из Жанкиного картофельного мешка. Вот раззява, не догадалась выключить свой мобильник!
Все, конечно, как по команде, уставились на нас с Жанкой, а эта солоха вместо того, чтобы смутиться и покраснеть, преспокойно достала трубку и приложила ее к уху. Мурлыкнула «але» и… расцвела. Я ее под локоть толкаю, а она себе улыбается. Счастливая такая, будто миллион в лохотрон выиграла.
— Хвостова, ты на кладбище, веди себя прилично, — напомнила я ей.
Жанка спохватилась, сунула мобильник в свой картофельный мешок и ну головой вертеть по сторонам. Потом долго, сощурившись, внимательно разглядывала какую-то березку. Я тоже присмотрелась и кого бы вы думали увидела? А следователя Кошмарова! Он стоял поодаль, сунув руки в карманы старой залоснившейся на швах дубленки. Насупленный и недвижный, как надгробие.