Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 2
Шрифт:
– А вот, – сам себе удивлялся Бубликов, – какой-то порыв! Я в Думе просто позорился от безделья, как они все там руки опустили. И подумал: ну как не использовать министерство путей сообщения, если мы тут как рыба в воде, а никто больше ничего не понимает?.. Вообще, для человеческой деятельности существует только три стимула. Любознательность. Стремление к славе. И стремление к комфорту. Первые два во всяком случае у меня наличествовали.
– А освобожденческая традиция?
– Не уверен. И смотрите, как оказалось
– Но мы пока ещё ничего серьёзного им не приказывали.
– Ну всё-таки! Моя телеграмма пошла по всей России без сопротивления. Во всяком случае, я вам гарантирую, что вы будете у меня товарищем министра. Нынешних обоих придётся убрать. А вот если что, если что… Так мы побежим с вами через Финляндию, успеем.
Ломоносов невесело:
– Да кто ж не бегал через Финляндию. Не мы будем первые.
Всё опять ходуном внутри.
– Знать бы, насколько серьёзные эти войска у Иванова. Если хороших есть полка четыре – то они нас за полдня раздавят.
Бубликов закричал с диванного валика:
– Но я хочу знать, куда повернул царь? Куда он там едет?
Ломоносов перекатил по валику голову, сощурил цепкие глаза:
– Может, в Москву? Чтобы там укрепиться?
– Не-ет, – ликовал Бубликов, – мой диагноз, что он в панике!
Ломоносов спустил ноги и сидел, наклонив голостриженную голову с оттянутым мощным затылком:
– Надо не дать ему вернуться к войскам.
– Верно! Да что, чёрт возьми, этот Родзянко не мычит не телится?
От самого поворота царского в Вишере они ему звонили – то не могли его найти, то не могли добудиться, наконец велел заказать с Николаевского вокзала поезд, поедет к царю сам, и вот уже звонят, – поезд готов, а Родзянко всё не едет, всё через полчаса, – а царский поезд прошёл Алешинку, прошёл Березайку…
Дружно вскочили, пошли в соседний кабинет Устругова, начальника службы движения, откуда была связь по линиям. Устругова они домой не пустили, он спал где-то ещё, а при телефонах сидел неусыпный костлявый Рулевский.
Рулевский только что узнал из Бологого, что оба царских поезда прибыли туда.
– Уже? – метнулся Ломоносов. – Задерживаем сами, никого не спрашиваем! – Схватил линейную трубку.
Бубликов – за городской:
– Нет-нет, всё-таки надо спросить Родзянку, комиссар-то я – от него.
И опять, и опять ждать, пока там в Думе ищут, вызывают, советуются. Уже у Бубликова рука затекала трубку держать – ответили: да, царский поезд в Бологом задержать, удостовериться, что телеграмма Председателя передана ему.
Как они боялись, страховались – задержать, и тут же оправдательная телеграмма. Нет, не будет из них революционеров!
И когда это Бревно наконец сдвинется и поедет на вокзал?
Зато Бубликов с Ломоносовым ощущали себя в полёте, какого не знавали в жизни. Или всё уже выиграно, или всё потеряно! Ни умываться, ни чаю пить, – ходили, нервно потирали руки, пылали в четыре глаза: небывалая охота! задерживаем Царя!
Бологое что-то не отзывалось. Вместо того самая верная за эту ночь из дорог Виндавско-Рыбинская доложила: из императорского поезда поступило требование дать назначение на станцию Дно.
Молниеносно: Николай хочет пробраться к армии?!
– Не пускать ни в коем случае!
– Слушаю, будет исполнено.
Хор-рошо! Ещё потирали руки, похаживали, ещё изучали карту, как шахматную доску. Значит, во всяком случае – не на Москву. Движение царя на Москву опасно, хотя и там уже начинается.
И вдруг с Бологого подали телеграмму:
«Поезд литер “А” не получив назначения прежним паровозом отправился Дно».
Бубликов взбесился! закричал! зачертыхался! затопал! – и к трубке – упустили, идиоты!!
Туда им: изменники! головы оторвём! расстреляем!
Но что-то – делать? Что-то делать!
Ломоносов впился десятью пальцами в карту на стене. Цедил, соображая:
– Задержать его прежде Старой Руссы…
Но задержать – кем? чем?
Взорвать мост? Разобрать пути?.. Можно попробовать, но Дума совсем перепугается.
Да и кто это будет, как этим на расстоянии управлять?
– А вот что: забьём полустанок товарными поездами. Где два пути – поставить два поезда, вот и всё.
Вызвали Устругова. Пришёл, исправный движенец, вялый от сна.
Бубликов распорядился.
Устругов вздрогнул, очнулся. И, чиновничья душа, отказно глянув на дерзких революционеров, заикаясь:
– Нет, господа, этого не могу… Такое распоряжение… невозможно.
– Что-о?
– Как? Отказываетесь?
Вдруг из угла выбежал длинный, худой Рулевский с револьвером – и приставил прямо к переносице Устругова:
– Отказываешься?
И Ломоносов присмехнулся:
– Милейший, придётся подчиниться.
Виндавская ж-д, ст. Дно
1 марта (около 8 ч. утра)
Благоволите немедленно отправить со ст. Дно в направлении на Бологое два товарных поезда, занять ими разъезд и сделать фактически невозможным движение каких-либо поездов. За неисполнение или недостаточно срочное исполнение настоящего предписания будете отвечать как за измену перед отечеством.