Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3

Солженицын Александр Исаевич

…Когда вся Россия как один человек кладёт на алтарь войны… Не первый раз нашим богатырям выносить лишения. Не один поход сломили они, имея в ранцах лишь сухари.

…Робкие сердца говорят: как бы не повредить войне? Не смущайтесь! Теперь войну ведёт освобождённый русский народ.

…Как прекрасно сказал Керенский: народ, в три дня сбросивший династию, правившую 300 лет, может ничего не опасаться!

…Кроме титанической энергии русская демократия обнаружила и недосягаемую моральную дисциплину.

…Политический переворот был глубоко воспринят народной психикой, и не все могли выдержать душевное равновесие…

…Наше будущее, озарённое ярким солнцем свободы, можно считать обезпеченным. Но наше настоящее – нелегко.

…Мы выводим орнаменты на величественном фронтоне, которым потомки будут любоваться тысячи лет. Но как нам не пролить божественного нектара!..

…Мы взяли в руки горящий факел. Зажжём им светильники в храме русской свободы! Но сохрани нас Бог поджечь самый храм…

…Наша обязанность – превратить чернь в демократию.

…Счастье так близко, так возможно, как оно никогда не было в истории народов. Свободы, которых другие народы добивались шаг за шагом, тут стали доступны все разом…

…Русский народ понесёт святые заветы другим народам.

…Что за дни! Революция развёртывается спокойная и прекрасная, словно голубая река. Прошёл миг – и ты восстал, великий, могучий и прекрасный! Так громче же бросайте, трубы, в воздух звуки свободы!

…Мы придаём огромное значение этому пафосу. Народ переживает величайший праздник национальной души, равного которому не бывало и уже никогда не будет… Не уводите так скоро народ с праздника революции к будням!

(«Биржевые ведомости»)

…Ярким узором необычайной красоты покрыла нашу жизнь пена революции…

…Зачем мы боялись красного знамени, когда Христос отирал пот в Гефсиманском саду? Это же знамя – и русской революции.

…Литургийное настроение! …Деяние, обвеянное духом несомненной святости! Наитие Святого Духа! Косная плоть нашего быта окунулась в сладчайшую радость бытия.

(Ф. Сологуб)

…Печать Богоприсутствия на всех лицах. Никогда люди не были так вместе.

(3. Гиппиус)

…Мы ощупываем себя в блаженном и томительном недоумении: сон это или явь? Молниеносный темп нашей революции не поддаётся учёту… Пулемётная поступь Российского государства – кого не захватит?

…Мы показали, что мы можем всё. Нет для нас недоступного, нет запретного…

Россия, говорит один швейцарский публицист, становится во главе цивилизации. Да, мы это знаем! Мы с гордостью принимаем все похвалы и восторги, потому что они заслужены.

…Дивный храм свободы, равенства и братства, не обременяя ничьих плеч, вершиной своей будет уходить в безконечную лазурь неба…

…Как солнце красное, должен засиять на русской земле возрождённый суд, творя святое дело правды.

…Революция, как весенний вихрь, вырывает чертополохи зла, освежает побеги добра и сверкает молниями подвига. И нет в ней низости, ни атома жестокости…

…вырвать последние ядовитые корни отошедшего в историю!

…убирать старую ведомственную плесень. Рвать, рвать без жалости сорные травы! Не надо смущаться, что среди них могут быть и полезные растения: лучше прополоть с жертвами.

(«Биржевые ведомости»)

…Звезда Востока становится путеводной звездой к новым яслям свободы и равенства…

* * *

Была бы изба нова, а сверчки будут

* * *

504

Андозерская над газетами. – Пошлость душит.

Газеты, газеты, газеты… Теперь, когда рухнуло Огромное, непоправимо, ничего уже, видно, не спасти, – оставалось знакомиться с новой жизнью. Занятий на курсах всё не было, и Ольда Орестовна, рано с утра одевшись как на лекции, садилась не в кабинете, а за пустой обеденный стол и травила себя чтением всех этих развёрнутых газет подряд.

Пока не стали выходить газеты – была оскалена только дикая морда революции: на крыльях нарядных автомобилей и внутри них – мурлы, и наведенные на всех встречных дула, с прицелом по невидимому врагу. А из газет – полезла пошлость.

Революцию все петербуржане видели своими глазами. А с первой газетной страницы стали узнавать нечто совсем иное. Невнятно упоминались «эксцессы», «анархия» – но никто не разъяснял, что это такое именно. Все знали, что по квартирам ходят и грабят солдаты, но газеты писали: «переодетые в солдатскую форму грабители, хулиганы», – как будто «хулиганы» было такое известное сословие, или так легко столь многим переодеться в солдатскую форму. Об убийстве адмирала Вирена и офицеров в Кронштадте пресса, дождавшаяся свободы, писала, по сути, одобрительно («стоял за старый порядок»), и не убийства видела, а что Кронштадт таким образом присоединился к революции. Поскольку революция была сразу же объявлена великой, безкровной, солнечной, улыбающейся, – то трупы офицеров и растерзанных городовых надлежало замалчивать во имя идолов свободы. Так много цветилось красного повсюду, что кровь убитых не была видна. Расстрелянного Валуева даже «Новое время» называло «скончавшимся», а не убитым. И убитого адмирала Непенина некролог напечатать никто, кроме «Нового времени», не решился. Складывалась жуткая картина: вчера был хорош, наш герой и гордость, и даже присоединился, а сегодня убили – ну что ж, туда тебя. Все в городе знали о разгроме и грабеже «Астории» – из газет же оповещались, что «Астория» пулемётами обстреливала народ. О полицейских будто бы пулемётах – на чердаках и крышах – была сплетена самая наглая, но и удачно привившаяся ложь. Первая пустила её «Биржёвка» Проппера – пошлейшая из пошлячек, и было подхвачено всеми, и так много раз повторено, потом уже изустно, что все и поверили, хотя никто никогда ни одного такого полицейского пулемёта не обнаружил, да их и не бывало у полиции. И ещё отдельная ложь: что пулемёты стреляли с церквей и колоколен, – только биржевая газета могла так соврать. Однако поверили все, хоть включай в хрестоматии.