Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4
Шрифт:
В Каменец-Подольске, где штаб Юго-Западного фронта, генерал Брусилов собрал в обширном Народном доме митинг из солдат и офицеров. Из его речи присутствующие узнали, что Брусилов никогда не любил династии, как ни украшал его бывший царь орденами и аксельбантами, купить его ласками было невозможно, – а всегда оставался он верен народу. И что ему всегда претила надоедливая церемония отдания чести, он рад от неё отделаться.
Командир 22-го армейского корпуса генерал барон фон Бринкен в момент принесения его корпусом присяги Временному правительству внезапно упал перед строем: умер от разрыва сердца.
Как теперь понимать отменённую присягу? Кое-где дошло до драки между частями присягавшими и неприсягавшими.
Батальон из резерва повели вечером работать на передовую линию. По дороге в темноте кто-то закричал: «А что нам идти башку подставлять, что мы, дурные?» И другой: «У всех слобода, а нам башку подставлять?» Офицеры всё же уговорили. Но, когда прошли всю дорогу – и всю по грязи, – солдаты окончательно отказались. И весь батальон отправили назад в резерв.
Ещё через ночь их водили уже в другое место, и по сухой дороге. С перекурами, с переговорами добрели к работам перед полуночью. Повозились малость – и через два часа пошабашили.
А ещё на следующий вечер сказали: «Там на рабочем месте грязь». И не пошли.
И две роты 14-го Финляндского стрелкового полка отказались идти на работы, днём. Начальник дивизии генерал-лейтенант Селивачёв, небольшого роста, а с длинным лысым черепом, сам отправился в лес к этим двум построенным ротам, поздравил их с принятием присяги и предложил рассказать, как они её понимают. Вышел унтер-офицер и доложил: раньше они дрались за немцев и предателей родины, а теперь – за счастье свободной России. Генерал громко спросил, согласны ли роты. Ответили, что согласны. Тогда он объяснил им, что долг и повелевает драться при всех условиях. Обещали работать безропотно.
Ещё спросил: а слыхали ли они, что некоторые мутят слухами о выборе себе начальников? Так вот, он предлагает им выбрать вместо себя начальника дивизии, на что даёт им четверть часа. Отъехал с офицерами, через 15 минут вернулся: готово? В один голос ответили: «Только вас, господин генерал, ваше превосходительство!»
Тогда генерал объяснил, почему им трудно выбирать себе начальников, не зная ни жизни их, ни военных познаний.
На митингах требуют: убрать из офицеров кто с немецкими фамилиями. И просто строгих. И – на кого покажут, скажут. Некоторые младшие офицеры, прежде в чём-либо оскорблённые, теперь удобно сводят счёты с обидчиками, старшими чином: одни – через подставных унтеров, другие сами произносят зажигательные речи.
Ахтырский гусарский полк посылал в Петроград своего унтер-офицера «для осведомления». Тот вернулся и доложил своим:
– Совет солдатских депутатов состоит из солдат, никогда не бывших на фронте. Да еще из дезертиров – законных и незаконных. А в госпиталях там раненые требуют давать им хлеб только белый.
В Петрограде готовились к похоронам «жертв революции» – то есть павших для её торжества. Не хватало трупов. Из лазарета гвардейского Московского батальона собрались везти убитого капитана Фергена… Полковая дама узнала, возмутилась, вывезла его труп из лазарета и похоронила на Успенском военном кладбище.
Два эшелона 445-го пехотного полка отказались ехать на позицию: «Воевать хотим, а на позицию не желаем, дайте отдых месяца два!»
16 марта в Твери генерал Чеховской, которого Совет солдатских депутатов избрал бригадным генералом, явился в канцелярию запасного пехотного полка за городом и вёл беседу с офицерами. Вошли трое вооружённых солдат:
– Генерал! Нам приказано вас арестовать! Следуйте за нами на гауптвахту.
Никакой бумаги не было предъявлено, но генерал безпрекословно подчинился. Ни один присутствующий офицер тоже не возразил ни словом.
Конвой из 12 солдат повёл его, впереди отдельно. Со стороны другие солдаты и штатские стали бросать в генерала камнями. Одним из них раненный в голову, генерал Чеховской упал. На него набросились и добили камнями – без помех от конвоя и даже при участии его.
728-й пехотный полк пожелал видеть своего начальника дивизии в два часа ночи. Затем пережелал и согласился на следующий день. К его встрече полк был выстроен в полном составе, с офицерами. Уполномоченные от солдат, под шумные восклицания всего полка, заявили, что просят разрешения послать четырёх депутатов от полка в Петроградский Совет, чтоб узнать, что там у них делается и сделать им свои заявления.
Уже было соответствующее разрешение по корпусу, и начальник дивизии согласился.
Затем полковые уполномоченные выразили, что их дивизия уже месяц стоит на позиции, а другие дивизии давно отдыхают в Двинске, – и пусть теперь те дивизии поработают в окопах, а без этого и наша на позицию не пойдёт. И ещё они заявляют, что те части в Петрограде и городах, которые ходят по улицам и вывешивают флаги «война до полной победы!», – должны быть поставлены в окопы и испытать на себе, как победа достигается. А нам, послужившим на войне, стать вместо их.
Начальник дивизии генерал-майор Попов четыре часа кряду уговаривал, разъяснял, убеждал (как уже и, с 1 марта, каждодневно беседовал во всех частях), – ничего не добился. Солдаты настаивали, чтобы спешно было доложено командиру корпуса и командующему армией и дать им ответ.
С каждым днём недоразумения всё чаще – по пустякам, а по характеру грозные. Солдаты озлоблены. Уговорят по одному случаю – вспыхивает по другому.
А в одной дивизии 18-го корпуса взбунтовался перевязочный отряд: потребовал, чтоб над ним не было никакого воинского начальника, а медицинский персонал сам бы самоуправлялся.
В 144-м Каширском полку, известном нам по Хохенштейну, где лёг он наполовину, задерживая немцев, и командир был убит при знамени, а другие попали в плен, – в этом новом полку со старым названием теперь арестовали командира полка и полкового адъютанта. Через день, однако, освободили.
В гвардейском Московском полку на фронте третья рота самочинно построилась без оружия, и фельдфебель подпрапорщик Кузнечихин доложил командиру роты штабс-капитану Климовичу 3-му, что рота просит его выйти к ней. Он вышел к ней, поздоровался. Но вместо ответа они по знаку фельдфебеля объявили, что не желают, чтоб он командовал ротой дальше. Климович отправился к командиру батальона с докладом о происшедшем – тем временем рота, смяв ряды, бросилась к землянке, где помещался подпоручик Костылев, объявила ему, что выбрала своим командиром, и стала качать при криках. Климовичу осталось отправиться в обоз 2-го разряда.