Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2
Шрифт:
И Брусилов просил – ориентировать.
И – что же на всё это мог ответить Алексеев? Он сам всё более недоумевал. И даже начинал подозревать какую-то интригу. Как в чужом непродорном лесу пробирался, царапался он, неумелый, в этих политических сплетениях, где непригодны ни топографическая карта, ни компас, ни военная команда. Оплетала политика ползучими плетями руки-ноги.
А если в Петрограде спокойно – так чего Родзянко так боится? Что вынуждает его к переговорам с левыми и почему он намерен идти им на уступки? Ведь которую ночь он повторял, что новая власть всеми признана, утверждена и единственна, потому и диктовал так властно на фронт. А то – какие-то солдатские бунты что ни ночь?
И вдруг – резкое неприятное подозрение проняло Алексеева: да не выдумывал ли Самовар это всё для каких-то своих политических целей? Почему он сам себе противоречит столько раз, и противоречат ему другие?
И почему ж Алексеев так ему доверился? Просто: никто другой из Петрограда эти дни не был слышен. А Родзянко – так уверенно всё заявлял.
Тут прислали от Рузского (почему не раньше?) копию такого же его разговора с Родзянкой: оказывается, о задержке Манифеста Родзянко ещё на час раньше телеграфировал Рузскому. (Повадился. Что за манера появилась – миновать Ставку и обращаться к главнокомандующим?) И с Рузским разговаривал куда откровеннее: что воцарение Михаила как императора абсолютно неприемлемо! Что переговоры с рабочими депутатами велись – и привели к Учредительному Собранию, которое – так можно было понять – и определит форму правления России?
У-у-у-ух! – как штык вкололи между рёбрами. Вот оно где! вот оно в чём! А Алексеев-то, простак, и не понял, к чему это Родзянко упоминал Учредительное Собрание. Во-он заче-ем!
Так для этого Родзянко и задержал Манифест? Он – копал под императора Михаила? И даже, кажется, подо всю династию?…
Оттого-то и мешал им новый Государь: они хотели продлить неопределённое состояние? – а за это время прикончить династию? Ах мерзавцы! С левыми-то они сговаривались – о чём? династию свергнуть? Там фраза была – "не исключено возвращение династии". Как будто её уже убрали.
Так Родзянко – может и есть главный республиканец? Вождь революции??… Или во всяком случае – игрушка в руках левых?
А Алексеев его слушался – и собирал от главнокомандующих отречение???…
Вот попал, так попал генерал! Алексеев!… Ну, попа-ал! Родзянко его обманул, да использовал?!
Да как же можно было предполагать в нём такое коварство?
Так и придавило Алексеева в его жёстком кресле. Такого дурака, такого дурака – не помнил он, чтоб из него когда в жизни строили…
Позо-ор! Позо-ор!
Но – переживаниям никогда он не давал собой овладевать. Он всегда и считал и высказывал, что пробный камень для полководца – сохранять ясность ума и спокойствие духа при неудачах. Надо действовать. Если бы великий князь уже был бы сейчас в Ставке – Алексеев пошёл бы и честно признался ему во всём позоре.
А сейчас, пока он в Тифлисе? Сейчас Алексеев сам должен был решать меру против Петрограда.
Но – весь его военный опыт, все его стратегические знания не подсказывали ему: что же можно предпринять против этой болтливой компании? Войска уже посылали и уже отозвали. В телеграфных переговорах его обманывали. Необычайная обстановка – и ничего не придумаешь. Только – докладывать в Тифлис Верховному.
Но и он ничего не будет решать, пока не приедет сюда. А на это уйдёт, может, больше недели.
А рядом только – Лукомский, Клембовский, всё не то.
И вдруг так подумал Алексеев: когда вчера была нужда склонить Государя к отречению – ведь обратился же он к своим всем главнокомандующим. И эту мысль он перенял у того же Родзянки, как тот закидывал главнокомандующих телеграммами. И сейчас все главнокомандующие, кроме Рузского, сидели во тьме, и запрашивали, и ждали: почему задержан Манифест? Им – всё равно что-то объяснять. Так составить честное изложение происшедшего, всё, как оно теперь понимается, ну конечно в сдержанных словах, не давая воли чувству. Составить и разослать. Это же будет – и доклад Верховному.
Не знал Алексеев такой боевой ситуации, которой нельзя было бы резюмировать, а затем и разрешить одним сжатым деловым документом. И само составление документа помогало привести мысли в ясность и успокоить собственный дух, самодисциплинировало.
И он тут же засел писать циркулярную телеграмму всем главнокомандующим № 1918. Что это – в пояснение к их запросам о задержке Манифеста. Как сегодня утром с этой просьбой обратился в Ставку председатель Государственной Думы, но причина его настояния более ясно изложена в разговоре с главкосевом. Родзянко мечтает и старается убедить, что можно отложить воцарение императора и дождаться Учредительного Собрания с временным думским Комитетом и ответственным министерством. Но Манифест уже получил местами известность, и немыслимо удержать в секрете высокой важности акт. Очевидно нет единодушия в Государственной Думе и её Временном Комитете, на них оказывают мощное давление левые партии. А в сообщениях Родзянки нет откровенности и искренности. Его основные мотивы могут оказаться неверными и направлены к тому, чтобы побудить военачальников присоединиться к решению крайних элементов как неизбежному факту. Войска петроградского гарнизона окончательно распропагандированы, и вредны, и опасны для всех. Создаётся грозная опасность для всей Действующей Армии.
Всё так. Изложено было не длинно, толково – и уже с некоторыми акцентами о Родзянке. Однако: для чего это всё он писал? И – что он предполагал предпринять против опасности?
Очевидно (дождавшись указаний великого князя): потребовать от председателя Думы выполнения Манифеста!
А если не выполнит? И скорей всего не выполнит…
Бродила, пробивалась мысль: так повторить родзянковский же манёвр: собрать мнения главнокомандующих. Вчера они оказались сильнее самого Государя.
Только Ставка может сделать это и внушительней: собрать самих главнокомандующих! Совещание.
Да! Это теперь стало ясно Алексееву. И тогда они всё решат.
Но – без Николая Николаевича он не смел их собрать приказом, и не мог приказно назначить дату. За пределами его прав.
Всё, что мог он: это – предложить главнокомандующим, такое совещание. И если великого князя не будет – то и собраться, не позже 8-9 марта.
Этим и закончил:
"Коллективный голос высших чинов армии и их условия должны стать известны всем и оказать влияние на ход событий. Прошу высказать ваше мнение, признаёте ли соответственным такой съезд в Могилёве."
Вот так соберёмся и противопоставимся шаткому непоследовательному правительству.
И что ж? главнокомандующих тоже кучка, советоваться! так советоваться, мысль Эверта ожила в нём:
"Быть может, вы сочтёте нужным запросить и командующих армиями."
Кончил – и сам своими ногами отнёс телеграмму в аппаратную.
Пока писал её – был в действии. Но когда расстался с ней, то действие прекратилось.
И он обречён был – казниться.
Что же это такое наделалось?…