Красное колесо. Узлы V - XX. На обрыве повествования
Шрифт:
А русый красавец Чернов выступил, по обычаю, ласково, вкусно и с большим превосходством. Нашёл место и пошутить. И поднять на высоты теории. И поанализировать международное положение: в тупике не только Россия, но и вся Европа, сейчас никакую великую нацию победить нельзя, и война будет мучительно-затяжная. Однако против лозунга мира без аннексий не устоят Габсбурги и Гогенцоллерны, национальные силы отхлынут от них. И очень обнадёживает нас послание Вильсона, и первая задача России – сблизиться с Соединёнными Штатами.
– Да, мы вступаем в новую эру. Организационный дуализм
Уже многие в ИК заметили, что Чернов страстно хочет быть министром.
Скобелев, Церетели – могли только повторить то, что уже говорили накануне между собой. Церетели и тут – своё расплывчатое предложение, чтобы правительство искало ещё какие-нибудь посторонние демократические элементы.
Чарнолусский от народных социалистов, как и Чернов: что принять участие в правительстве для них есть жертва, но они готовы.
И ещё, ещё выступали, и колебалась стрелка.
Войти в правительство – значит поступиться социалистическими принципами. Мы должны остаться на страже революции.
Но демократия не должна бояться взять на себя ответственность. Для спасения революции. Как меньшее зло.
А если вступим – и появится вроде ноты 18 апреля?
Так говорилось же: под условием пересмотреть цели войны. Заставить правительство служить интересам революции!
Станем мишенью анархических элементов.
А разве они щадят нас сейчас, хоть и по Займу?
Как раз из-за анархистов пришлось прервать прения: прибежали сообщили, что анархисты, вчера вечером захватившие дом герцога Лейхтенбергского в его отсутствие из Петрограда, так и не уходят, а засели и грабят. Одни думали: да что нам этот герцог, и пусть его грабят, что такого? Другие: да нет, это – признак общей анархии, надо прекратить. Ладно, послали члена ИК Менциковского уговорить анархистов уйти добровольно.
Выступали Эрлих, Рафес, Цейтлин, Стеклов, Соколовский, Капелинский. Стрелка всё качалась.
Стеклов был сильно мрачен и в этот раз малословен. Вопрос о коалиционном правительстве не стоит перед нами как реальная задача дня. А если станет – то так, чтобы в руки социалистов перешли главные портфели, определяющие всю политику.
Другие опять: положение страны не позволяет жить дальше на «постольку-поскольку». Если не возьмём
Как раз наоборот: потеряем наш авторитет в глазах масс, если войдём в правительство. Новое правительство будет так же быстро скомпрометировано, а у нас не останется власти над массами.
Московские: уже и теперь в рабочем классе слышатся нарекания, что петроградский Совет руководится мелкобуржуазными и оппортунистическими соображениями.
Но соглашались: если и не входить в правительство – всё же надо оказать ему добросовестное содействие. Страна не может существовать без сильного правительства.
Чхеидзе перед голосованием, слабым голосом:
– Товарищи, я не принимал участия в прениях. Но выслушал, что тут говорилось, и считаю долгом сказать: нет, я бы не взялся советовать Исполнительному Комитету делегировать представителей в правительство.
А уже поздно: начали в полдень – а уже вечер. Наконец и голосование. Жадно считали поднятые руки, проверяли друг друга, перепроверяли.
3а коалицию – 22.
Против коалиции – 23! (Один голос! один голос решал!)
И воздержалось – 8.
Всё.
Ещё б один из воздержавшихся – да качнулся?.. Да вот Менциковского услали – за кого бы он?..
Один голос!.. Вся судьба России – зависела от одного голоса тут?!
Коалиция отклонена.
Поздно было, а не время расходиться, только перерыв.
Проходил Церетели мимо Каменева, тот стал посмеиваться: решение принято правильное, но процедура у вас была недостаточно демократичная.
Церетели осиял его чёрными глазами:
– Возможно. Но, мне кажется, решение наше – не радует вас, а огорчает. Большевики с нетерпением ждут, чтобы мы в правительство – вошли.
А рядом стоял этот странный земляк Джугашвили, ухмылялся. То он кажется простодушным. То, на днях, со злобой оболгал выступление Церетели на совещании в Мариинском дворце – всё изолгал демагогически, пришлось опровержение печатать.
А сейчас – опять, добродушный простак:
– И чего мы столько часов спорили? Не всё ли равно: самим войти в правительство или тащить его на своих плечах?
Менциковский возвратился в безсилии: анархисты отказались освободить дом, и к ним ещё подходят вооружённые подкрепления.
Что, в самом деле, делать с этими анархистами? (Уж о доме Кшесинской молчали.) Особенно после апрельского кризиса каждый случай торжествующей анархии воспринимается уже не как долготерпение власти, а как полное её безсилие.
А поделать – нечего.
Революционная активность масс – явление очень положительное, но неплохо бы её и снизить.
Не миновать принимать резолюцию об анархистах.
Что-нибудь так: Исполнительный Комитет не давал никаких разрешений на самовольные захваты… Всякие захваты частных имуществ пагубны для дела революции… Ослушники революционного народа…
Нет, сильней: пособники контрреволюции…
Большевики – все воздержались. Открыто посмеивались.
И написать к завтрашним «Известиям» грозную передовицу, что анархия – гибель революции.