Красное колесо. Узлы V - XX. На обрыве повествования
Шрифт:
Телеграмма из Або: «…финляндские банки и магазины отказываются принимать русские деньги».
Мысль сейчас не работает: готовые формулы, перед которыми падает ниц раболепствующая толпа.
ЛЕНИН И КАЗАКИ. Из резолюции 4-го Донского им. Платова казачьего полка: «Проповедь Ленина нам не нравится. Ленинцы, как нам представляется, это сброд весьма тёмных личностей… Если г. Ленин не слепой, не предатель, не сумасшедший, – он должен видеть и понять, какие безчестные отвратительные гады ползут под его покровительством. Нам хочется думать о Ленине
Верный. Гарнизон и рабочие города в совместной телеграмме Временному правительству: «…обязуемся поддерживать вас на благо родины и просим: Ленина с его сторонниками арестовать и тем спасти Россию от смуты».
Если Горький считает русского человека жалкеньким, болтуном и бездельником – то как же назвать его проповедь большевизма, бросаемую в такую массу? Кто считает себя учителями народа – несут проповедь разрушения и анархии.
Луганск. Духовенством уезда постановлено подписываться на заём Свободы – от каждой церкви минимум 50 руб., от каждого духовного лица минимум 25…
Нижний Новгород. Организованная среди евреев подписка на заём дала около 3 милл. рублей.
Астраханское еврейское общество в первый же день подписки на заём собрало 2 милл. рублей.
ДА! или НЕТ? ЖЕНЩИНЫ! Заря новой жизни занялась. Скажите, готовы ли вы принять участие в строительстве Новой Свободной России? Если да, то немедленно сообщите свой адрес. Если нет – то скажите: почему?
Общество «Женщина идёт!», телефон…
Совет солдатских депутатов вяземского гарнизона просит своих товарищей, забывших сыновний долг перед родиной, не срамить свой мундир солдата-гражданина и немедленно вернуться в свои части…
Российское Общество покровительства животным, состоявшее под покровительством императрицы Марии Фёдоровны, ликвидируется.
БЕС СОБЛАЗНА – фарс в трёх частях с участием лучших сил французской сцены.
Кино НИРВАНА. «ЧАША ЗАПРЕТНОЙ ЛЮБВИ» .
ИНОСТРАНЕЦ ищет БАРСКУЮ МЕБЛИРОВАННУЮ КВАРТИРУ со всеми удобствами.
120
Иван Кожедров попал в делегацию 11-й армии так: вороч'aлся из отпуска с родины, из Коробовки Усманского уезда, миновал штаб корпуса, а там как раз на большой поляне бушевало солдатское сборище. Пристал послушать. И – разливались! и – кукарекали на все голоса! Да красно, да цветисто, чего только не расписывали, и каждый знал, другим насупротив, как надо российскую жизнь уставлять. А что ж? Иван тоже об том много думал – от самой Коробовки и всю дорогу, сна лишился, всё думал, думал. А сам он приземист, а плечи у него железные, он пока и дослышивал, так всё вперёд и вперёд пробивался, уже и под самую лесенку на ту голубятню. Досада разобрала от этих крикунов – он и сам туда полез: теперь я, мол, скажу. А там как раз перемежек выдался, так и без различия, ну говори. Выстал Кожедров к переднему перильцу, как глянул сверху, всё иначе представилось: ой, голов! ой, умов! только меня тут не хватало. Но, одначе, уже и не пятиться. А голосище у Ивана ничего, сразу как в трубу:
– Вот что. Словами сеять – не много вырастет. Горлом дела не сполнишь. Тут, – задержался, – думать надо хорошо.
И ещё постоял подумал – а что говорить? да больше и нечего. А толпишка только ахнула: вот такого молодца нам и надо! И враз – избрали Ивана! Куда такое? А – делегатом в Питер, от 6-го корпуса. В те ж часы сварнячили ему, мандат называется, и даже в полк не пустили, там по телефону дали знать, а ему шинелку сменили, старая была, и ботинки новые, обмотки старые ладно, – и в штаб армии, гоном, в Кременец.
А там – и ещё несколько собралось, от других корпусов, вот вместе будет делегация 11-й армии. И в ту же ночь выехали в Питер. Только-только Иван с поездами рассчитался – н'a тебе, опять в поезд, сперва до Киева, потом из Киева, долго тянулись.
А в пути сошлись со Фролом Горовым, делегатом 49-го корпуса, бочаром из Рамони – земляк! хотя губернии вроде другой, Воронежской, а Рамонь-то с Усманью рядом, так и земляки. Ивану только что не сорок, а Фролу всего тридцать с двумя, и старший унтер, – а сам поджарый, но добророслый, да скалозубый, на всё улыбка. Видать, поворотливый был кадушечник, начинал с того, что по дворам ходил-кричал «обручи набивать», а потом уже и на Воронеж посуду ставил: «Моя бочка год не течёт, хоть на солнце держи, сделаешь хорошо – и продашь хорошо», что потрудней – сам, что полегше – на подмастерий, мог и сундуки, и дуги, и токарить, ремесло за плечами не тянет, но бочки всего прибыльней. После действительной за пять лет до войны уже четырёх детей накачал, кажегодков, и карточка с собой – трое парней, одна девочка.
А у Ивана – трое, и постарше, а карточки показать нету: в Коробовке заведения нет карточки делать. У князя такая машинка есть, они печатлят и самих себя, и лошадей, и собак. А вот на праздник всё Коробово ходило к князю в гости – так и всех скопом княгиня охватила, верно и Иван попал.
А что за праздник? а что за князь?.. От Киева ехали вдвоём на боковой нижней полке, спали в черёд или оба сразу, вразнотычку, а на день серёдку убирали в столик и друг супротив друга разлюбезная беседа, все мимо ходят, не мешают. Да чайку попивали, как на большой станции сбегаешь с чайником за кипятком. И чего б своим в роте рассказывал – теперь, туда не довезя, да вот Фролу в поезде.
Да именно нонешний князь Борис ничего так плохого нам не делал. Ну и хорошего не особливо, рыло у него не слишком приязное. А братец его лихой так на мужиков и лошадью наезжал, правда. А отец их, Леонид Дмитрич, даже очень к нам был хорош. Погорела Ольшанка – всем дал кирпича и тёсу. И церковь нам поставил, и больницу. А у деда их, и прадеда, и раньше – мы ихние крепостные были. И теперь уже всех плохих-хороших не переберёшь. Одначе, и не может так вечно оставаться, чтоб у них и земля и богатства, а? Вот я всё думаю, думаю, как бы они опять нас вкруг пальца не обвели, как наших дедов. Теперь толкуют – за землю выкуп платить? А – за что? Это с их надо выкуп взять, что они землю захватили издавна и держали столько. Старики говорят: ещё пусть нам вернут платежи с 61-го года. Нет, как ни верти, а придётся у господ всё поотбирать.
Горовой: может так, может не так, а всю обширность надо своим порядком поставить. А зорить – опасно сейчас, и в любом деле, хоть и в мужицком, хоть и в солдатском. У вас там – зорят небось?
Да где как. Нонешней весной, правда, скус к работе сильно потеряли, а к помещичьей и не говори, поконец пальцев. Так ведь зявятся помещичью себе засеять. А помещику как втолковать, чтоб он сам понял и ушёл? Вот и плату подённую бери с их больше, вот и рендаторы прежней цены платить им не хотят – и не взыщешь теперь, выкуси.