Красное на красном
Шрифт:
Эстебан уверенно и легко поднялся по лестнице на галерею и исчез из глаз, но слова произносимой им присяги были отчетливо слышны. Дикон не сомневался, что «навозник» лжет. Присяги и Чести для Эстебана не существует, неужели Килеан-ур-Ломбах не понимает, кого выбирает, или… Или это плата за то, что Ариго, ослушавшись кардинала, назовет имя Ричарда Окделла? Несомненно! Затевать ссору не время, эр Август не раз и не два об этом говорил.
— Я, Леопольдо герцог Фиеско, прошу и выбираю благородного Бласко Дельгадо.
— Я, Ги, граф Ариго, прошу и выбираю благородного Эдварда Феншо.
Эдварда
Ричард ничего не имел против Эдварда, тот был неплохим парнем. Юноша пытался понять и Ариго с Килеаном, он даже понимал их, но легче не становилось. Здесь, на королевском плацу, Дикон понял всю нелепость своего вчерашнего замысла. Он сможет убить кардинала, лишь оказавшись с ним рядом, а рядом он не окажется — ему незачем подниматься на галерею, он лишний. Гвардейцы схватят его на первой же ступеньке, а после церемонии к нему сразу же приставят соглядатаев. Проклятая крыса…
Наследник Повелителей Скал стоял и смотрел, как его друзья и враги один за другим поднимались на лестнице и приносили присягу. Они уходили в большую жизнь, в которой Ричарду Окделлу места не было.
4
Когда ударила полуденная пушка, на черно-белом прямоугольнике осталось шестеро. Толстяк Карл, прыщавый Анатоль, возвращающиеся в свои горы братцы Катершванц, недомерок Луитджи и сын и наследник великого Эгмонта. Дик изо всех сил старался сохранять спокойствие. В конце концов, кузен его предупредил.
Вызов в столицу и «обучение» были очередной насмешкой над семейной гордостью Окделлов. Их служба никому не нужна! Теперь у него две дороги — вернуться в разоренные владения и вместе с матерью и Эйвоном вести жизнь то ли провинциальных землевладельцев, то ли заключенных, или бежать к Альдо Ракану, поставив под удар семью. Третьего не дано.
В последний раз пропела труба, возвещая, что шестеро доблестных дворян предлагают свою жизнь, честь и шпагу тем, на чьих плечах держится королевство. Но кто рискнет взять к себе сына убитого Эгмонта? Кузен уверял, что в глубине души Окделлам сочувствуют многие и в первую очередь королева и кансилльер. К несчастью, король смотрит на мир глазами Дорака и маршала, а для этих двоих нет вины страшнее родства с Эгмонтом. Только заступничество Штанцлера и Эсперадора спасло семью мятежного герцога от уничтожения. От уничтожения, но не от унижений, и одно из них он должен пережить с высоко поднятой головой.
Ричард, задрав подбородок, стоял на залитой весенним солнцем площадке среди слабаков и уродцев, слушая, как его услуги предлагают членам Высокого Совета. Он знал, что его не изберут, но знать и чувствовать свою ненужность и никчемность — это разные вещи.
Герольд снова поведал миру имена благородных юношей, готовых вручить свои судьбы столпам королевства. Никого! Разодетый в цвета Олларов писец поднялся на галерею. Сейчас Франциск подпишет указ, и все будет кончено. Только бы выдержать! Никто не должен узнать, что сын Эгмонта оскорблен и унижен!
Над площадью повисла тишина, готовая разразиться пушечным салютом и ревом фанфар. Дикон начал мысленно считать до ста.
— Ричард, герцог Окделл, — услышав свое имя, юноша вздрогнул от неожиданности. Голос — красивый, ленивый баритон — был ему незнаком. — Я, Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу.
Первый маршал?! Кэналлийский Ворон! Убийца отца, потомок предателя… Стать его оруженосцем мечтали чуть ли не все «жеребята», даже те, кто ненавидел олларских прихвостней, но Алва не брал никого. А теперь выбрал Дика Окделла. Почему?! И что ему делать? Отказаться? Бросить негодяю в лицо все, что он о нем думает?! Воспользоваться случаем и свершить задуманное? Но оруженосцев берет на службу не эр, а Талигойя, а больная рука никуда не годится… А оруженосец коменданта Олларии стоит ниже оруженосца Первого маршала!
«Король может быть не прав, Талигойя всегда права», — говорил отец. Дик Окделл останется в столице, ему не придется возвращаться в замок, где не живут, а доживают. Рана затянется, и тогда он сделает то, что должен… А Эстебан наверняка грызет локти от зависти…
Стараясь не споткнуться, Ричард поднялся по застланной алыми коврами лестнице. Кресло Рокэ Алвы стояло рядом с креслом Фердинанда Оллара, против которого восстал герцог Эгмонт! Восстал и нашел смерть от шпаги Ворона. Под сотнями взглядов Ричард, преклонив колени перед своим новым эром, взглянул тому в лицо.
Болтали, что некогда дама из рода Алва согрешила с самим Повелителем Кошек. Так ли это было или нет, но пугающая красота ее потомков могла соперничать только с их подлостью. Никогда еще Ричард не видел человека красивее и… неприятнее. В жилах Алвы текла кровь морисков южной Дигады, но от них Рокэ унаследовал разве что белые зубы и иссиня-черные волосы. Слишком большие для мужчины глаза маршала были ярко-синими, а кожа чуть ли не светлее, чем у чистокровных талигойцев. На первый взгляд Ворон не казался силачом, но о его выносливости и умении обращаться с оружием ходили легенды.
— Герцог Окделл приносит присягу, — возвестил герольд.
— Я, Ричард из дома Окделлов, — услышал Дикон свой голос, — благодарю Первого маршала за оказанную мне честь. Я клянусь исполнять его волю и служить ему и в его лице служить Талигу. Отныне бой герцога Алвы — мой бой, его честь — моя честь, его жизнь — моя жизнь. Да покарает меня Создатель, если я нарушу клятву. Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору, если я предам своего господина. Обещаю следовать за ним и служить ему, пока он не отпустит меня…
Три года выдержать можно, потом он получит рыцарскую цепь и свободу, и тогда спросит с Ворона за все!
— Первый маршал Талига слышал твою клятву и принял ее, — провозгласил герольд.
Алва окинул нового оруженосца скучающим взглядом и протянул унизанную перстнями руку, руку, убившую герцога Эгмонта! Ричард Окделл прикоснулся губами к гладкой коже, ощутив едва уловимый аромат благовоний. В семье Окделлов почиталось зазорным переступать черту, отделявшую опрятность от щегольства, Ворон придерживался другого мнения.