Красное смещение

Гуляковский Евгений Яковлевич

Глеб успел его подхватить и свободной рукой резко крутанул колесо своего кресла, почти в ту же секунду оказавшись рядом со вторым санитаром.

Тот завизжал каким-то поросячьим визгом, когда Глеб вкатил ему в икру полную дозу той гадости, которой они собирались его попотчевать. Санитар еще пытался какое-то время сопротивляться, но, скованный стальными руками Глеба, быстро ослабел под действием лекарства.

Все произошло так стремительно, что третий, изображавший из себя врача, не успел сориентироваться в обстановке, и Глеб оказался у выходной двери раньше его.

Теперь «врач» затравленно озирался, время от времени бросая на инвалидное кресло взгляды, полные ужаса.

— Кто вас послал?

Врач, не отвечая, пятился к окну, и Глеб понимал, что не должен позволить ему достичь заветной цели. На улице наверняка осталась часть этой банды. У них могла быть установлена какая-то система сигнализации, и если те, снаружи, поймут, что здесь произошло, ему не дадут выбраться из дома.

Оба санитара неподвижно лежали на полу, врач тоже не представлял особой проблемы, если бы не желание Глеба получить от него хоть какую-то информацию. Он ничего не знал о своих врагах и собирался восполнить этот пробел.

Между ним и его противником находился письменный стол, на котором, совсем недавно (неужели это было только вчера?!) Глеб исследовал икону, в верхнем ящике остался лежать тяжелый душманский кинжал… В искусстве метать такие кинжалы во взводе не было ему равных.

Стальное лезвие лениво взлетело в воздух и, словно направляемое невидимой рукой, повернулось рукояткой вперед у самой головы противника.

После такого оглушающего удара человек валился на землю как подкошенный, но этот почему-то продолжал стоять еще пару секунд с широко открытым ртом, из которого неожиданно хлынула кровь. Затем он осел, держась за стену, и только тогда Глеб услышал щелчок от пули, пробившей окно. На этот раз целились именно во врача, и прицел у них наверняка был оптический, так что они прекрасно видели все, что здесь происходило.

Глеб не чувствовал ни страха, ни жалости к лежащему на полу подонку, только холодную ярость и то особое состояние собранности, которое наступало в Афгане после начала боя.

Зачем они это сделали? Заметают следы или хотят повесить на него убийство? Как бы там ни было, информации от врача теперь получить не удастся, и во что бы то ни стало надо отсюда уходить как можно скорее.

Хотя интуитивно он понимал: уйти далеко ему не дадут. Сдаваться он тем не менее не собирался. Те, кто вел на него охоту, не слишком ценили человеческую жизнь…

Рыжий детина начал проявлять признаки жизни, но времени на то, чтобы заняться им всерьез, не оставалось.

Детина уже сидел, и Глебу пришлось вновь уложить его на пол еще одним ударом. Теперь он действовал методично и быстро, не теряя ни одной секунды.

Подобравшись к окну, Глеб задернул штору, затем достал из второго ящика стола все свои наличные деньги — слишком мало даже для того, чтобы нанять такси на приличное расстояние…

Документы, сверток со сменой белья, кинжал — единственное пока оружие… Уложив все это в спортивную сумку, он решился наконец обыскать своих противников — в его положении пренебрегать трофеями не приходилось.

«Врач» не подавал никаких признаков жизни. Пуля, влетевшая в окно, пробила ему грудь навылет, и по характеру раны Глеб понял, что с ним все кончено.

Под замызганным халатом оказался вполне приличный костюм. В бумажнике не было никаких документов, зато там оказалась довольно толстая пачка сотенных долларовых купюр. Теперь у него появился хоть и небольшой, но все же реальный шанс уйти от погони. Если ему удастся оторваться от преследователей на несколько часов, разменять деньги, купить билеты…

Все это было слишком проблематично, но выбора у него все равно не осталось.

В оттопырившемся кармане высокого рыжего громилы, изображавшего санитара, он обнаружил пистолет системы Макарова и две запасные обоймы.

Секунду Глеб испытывал мучительное колебание: в случае задержания огнестрельное оружие сразу же сделает его положение совершенно безнадежным даже в глазах настоящей милиции.

Впрочем, и так оно было безнадежным. Скорее всего, на него повесят убийство, которого он не совершал. На месте тех, за окном, он бы уже давно вызвал сюда милицию… Вдруг он вспомнил про носилки, оставшиеся у входа, и понял, что у подъезда его «гостей» ожидала машина. Это заставило Глеба отбросить последние сомнения по поводу оружия. Те, кто запросто стреляет в своих, не дадут ему выйти из дома. Придется прорываться с боем.

Проверив, заряжен ли пистолет, Глеб поставил его на предохранитель и опустил в карман куртки.

В доме было удивительно тихо. Соседи словно вымерли. Обычно шумная коммунальная квартира теперь затаилась и не подавала признаков жизни.

Даже когда колеса инвалидного кресла прошуршали по длинному коридору, за дверями соседей не раздалось ни единого звука…

Только что в его комнате дважды взламывали дверь, стреляли в окна… Никого это не касалось, каждый думал лишь о том, чтобы его самого миновала беда, а дальше хоть трава не расти… «От того и обрушилось на нас все это», — с горечью подумал Глеб.

Проезжая мимо зеркала в прихожей, он постарался поплотнее застегнуть ворот рубахи, чтобы скрыть волосяной жгут, но, к своему удивлению, не увидел ни шнурка, ни самого образка.

Он мог нащупать его, снять с себя, и только тогда дощечка становилась видимой. Какие еще свойства скрывала в себе эта необычная вещь? Сейчас он не мог себе позволить раздумывать над новыми загадками, и, вновь повесив образок на шею, Глеб закрыл за собой коридорную дверь на лестничную площадку.

Если бы у него был выбор, он бы не стал пользоваться лифтом. Именно там, у лифтовой двери, его наверняка ждут… Но выбора, все из-за той же проклятой коляски, не было, и, еще раз проверив пистолет, Глеб снял его с предохранителя.

Старый лифт скрипел и громыхал как несмазанная телега, преодолевая восемь этажных пролетов. Кресло занимало почти всю кабину, и у Глеба не оставалось никакого пространства для маневра — если внизу его попытаются остановить, придется стрелять.

С той минуты, как он вступил в борьбу за собственную жизнь, ладанка не подавала никаких признаков жизни, словно отведя его голову от первой пули, выполнила свой долг до конца. Но где-то в глубине сознания он понимал, что это не так.

Наконец лифт остановился. В коридоре свет не горел, и только слабые отблески уличного фонаря проникали на лестничную площадку. Никого. Глеб почувствовал огромное облегчение. Вот уже лет пять ему не приходилось стрелять в людей, и он надеялся, что никогда больше не придется.