Красное смещение
Шрифт:
Глеб знал лишь одного человека, который с такой неподражаемой виртуозностью владел этим старинным видом оружия.
4
Вдвоем с Крушинским им удалось продержаться до того момента, когда тревога, поднятая стрельбой, вызвала ответную атаку княжеских стражников. В узком и тесном подземелье стрелы оказались не менее эффективны, чем лучевое оружие.
Теперь они поменялись ролями со своими врагами. Зажатые с двух сторон десантники яростно оборонялись, стараясь пробиться к выходу и заботясь лишь о спасении
Глеб, орудуя попеременно то мечом, то захваченным в бою лазером, не чувствовал ни малейшей жалости к тем, чьи трупы устилали пол.
Они охотились на него, как на зверя, подобравшись тайком ночью, и теперь несли заслуженную расплату.
Чтобы дать возможность княжеским лучникам вести прицельную стрельбу с противоположной стороны подвала, он время от времени выпускал в потолок широкий лазерный луч. Раскалившись добела, камни после такого выстрела довольно долго светились, испуская мертвый, нереальный свет.
Часть десантников, одетых в легкие защитные скафандры, оказались неуязвимы для стрел, но никакой скафандр не мог выдержать удар меча Глеба.
Наверно, именно такое оружие древние называли мечом-кладенцом, который сам собой рубит врагов.
Теснимая со всех сторон, неся большие потери, группа захвата в конце концов прорвалась к выходу сквозь ряды княжеских дружинников. Глеб не стал их преследовать.
Теперь он чувствовал лишь опустошение и леденящую усталость, которая накатывала на него в последнее время после каждого рукопашного боя, если приходилось проливать чужую кровь. Была ли причина этого мертвящего, отупляющего состояния скрыта в мече?
Вполне возможно, это оружие высасывало из него энергию как насос, и теперь он с огромным облегчением водворил меч обратно в ножны.
Когда смолкли звуки последних выстрелов и клекот десантного вертолета, уносившего восвояси изрядно потрепанных рейнджеров, затих вдали, Крушинский, внимательно наблюдавший за Глебом, спросил, словно не замечая его состояния:
— Как тебе удалось приучить к выстрелам княжескую дружину? Раньше они бросались врассыпную.
— Мне пришлось изготовить порох, чтобы сдерживать татарскую конницу.
— Не слишком ли ты рискуешь? Подобные вещи запрещены межпланетной конвенцией. Здесь только федеративных патрулей не хватало.
— Наши враги настолько многочисленны и сильны, что патруль уже ничего не изменит в сложившейся расстановке сил. Для того чтобы удержать город, годятся любые средства. Если падет эта цитадель, вся российская цивилизация будет отброшена назад.
— Этот мир навсегда отделился от нашего и не может влиять на историю России.
— Никто этого толком не знает, да и потом, какое это имеет значение для нас? Мы живем здесь и наши потомки будут жить в нем, значит, мы ответственны за его будущее.
— А не объяснить ли все это проще: любой ценой ты решил удержать город, в котором живет Бронислава, он ведь кажется тебе домом, не так ли?
— В чем-то ты прав… Китеж стал для меня последним пристанищем. Если его уничтожат, на всей этой планете не останется ни одного уголка, где я мог бы преклонить голову. А Бронислава тут ни при чем, с ней все гораздо сложнее… Возможно, ее душа навсегда осталась в подземельях Манфрейма.
— После пережитого шока вряд ли ее состояние может быть нормальным, тебе нужно набраться терпения. Но не знаю только, хватит ли его у тебя, ты сильно изменился за последнее время.
— Вокруг рушится целый мир, все ценности, даже человеческая жизнь, обесценены до предела. Неудивительно, что, расставшись ненадолго, мы с трудом узнаем друг друга. Иногда мне кажется, время здесь идет значительно быстрее, чем на нашей Земле, и тогда я чувствую себя бесконечно старым… Да ладно, расскажи лучше, как ты узнал о нападении.
— Это целая история.
— Тогда пойдем ко мне, отдохнем после боя. Второй раз, по крайней мере, сегодня ночью, они сюда не заявятся, а с рассветом начнутся новые татарские атаки — времени у нас не так много.
Стража в сенях почтительно расступилась, пропуская их во внутренние покои.
— Я смотрю, ты здесь пользуешься уважением.
— Я теперь воевода. Все княжеские войска подчинены непосредственно мне.
— Вот даже как… Крепко ты врос в эту землю, и все же тебе придется покинуть Китеж.
— С чего бы это?
— Ты знаешь торговца антиквариатом, некоего Фруста, с Арометана?
— Первый раз слышу.
— А вот он тебя знает… По крайней мере, знает о тебе.
Они прошли через весь терем на половину, в которой жил Глеб. Слуги зажгли в его светлице лампады, кровать была убрана, а на столе стояли подносы с фруктами и новые кувшины с хмельным медовым напитком.
— Неплохо ты тут устроился, совсем неплохо!
— А ты постой целый день на стене под татарскими стрелами, тогда поймешь, как важно иметь возможность расслабиться, если выпадает короткая минута отдыха.
— Китеж тебе все равно не отстоять, несмотря на твою артиллерию, город обречен. Как только хан Гирей вылезет из болот и подойдет к Китежу, ты не продержишься и двух дней — у него есть стенобитные машины. А инструкторы Манфрейма уже просветили его насчет твоих пушек.
— Откуда у тебя эти сведения?
— Разведка с базы старается собирать информацию обо всем происходящем вокруг.
— Ну и что же ты мне посоветуешь? Сдать город без боя?
— Нет, есть более надежный путь. Бороться с причинами, а не со следствием, с теми, кто направляет татар. — Он замолчал и внимательным взглядом обвел комнату, затем достал блокнот и, написав в нем короткую записку, протянул ее Глебу.
«Здесь нельзя разговаривать — нужен заземленный металл, еще лучше спуститься в подвал».
Глеб пожал плечами, ему вовсе не хотелось возвращаться в помещение, пропахшее порохом и кровью, где только что шел бой. Однако он привык считаться с мнением Крушинского. Многочисленная княжеская стража, специально проинструктированная им на этот счет, не могла пропустить сюда базовских технарей для установки подслушивающих устройств. Тем не менее он отдал слугам необходимые распоряжения, и спустя полчаса они сидели глубоко под землей.