Красные Башмачки
Шрифт:
Воды отошли еще утром. За окном уже смеркалось, а Элиза никак не могла разродится.
Боль коварная, как палач, уходила, давая отдых, а потом набрасывалась с новой силой. Во время схваток Лиз кричала и металась, только крик не приносил облегчения...
Измученная Лиз поклялась больше никогда ни одного мужика к себе не подпускать! Ни перед кем из их братии не раздвигать бедер!
Клятвы облегчений тоже не принесли.
Дрожащей рукой она в который раз нащупала под подушкой сложенный листок бумаги, в
"Если господь не пришел на помощь и Божья мать меня не слышит-так может лесной дух придет на помощь?"
Только приняв помощь нежити она погубит свою душу...
Лиз отдернула руку.
"Что же мне делать? О, боже, что?!"
Лиз ждала прихода боли и так не заставила себя ждать....
Комкая руками простыни, девушка закричала как смертельно раненный зверь.
Боль раскаленным мечом вонзилась в ее чрево.
– Тужься, миленькая! Еще! Еще!
– вскрикивала Мета.
Правая рука Лиз помимо ее воли выхватила из под подушки листок бумаги и затолкала прямо в разинутый рот...
Девушка, давясь криком, яростно разжевала кусок бумаги вместе с содержимым. Проглотила....
В голову пришел легкий звон наступило блаженное ничто, без боли, без страданий. Она утонула в этом блаженстве, в ласковых объятиях тьмы.
Потом пришли сны и голоса.
...-Отмучилась, бедняжка...
– Такая молоденькая!
– Убирайся, Дитрих, нечего глазеть на голую покойницу!
Раздался шлепок.
– Тетя, за что?!
Замяукал котенок, нет, это малыш подал голос....
"Мой малыш..."
Мягкие руки завернули ее в шершавую ткань, ноги связали в щиколотках веревкой. Потом сильные крепкие руки понесли......
Ее положили в мягкую постель и накрыли одеялом рыхлой земли и настала тишина...
Лиз снился страшноватый волшебный сон.
Она лежала в неглубокой могиле рядом с лесной полянкой. Корни, тонкие веточки корней травы и деревьев сплели вокруг ее тела защитный кокон, оплетали запястья и щиколотки и через них в ее тело вливались сила и жизнь, вливалось солнце, впитанное листьями и травинками, вливалась свежесть утренней росы и запах полевых цветов.
"Если я умерла, то почему я это вижу? Когда проснусь, расскажу...Кому? "
Лиз улыбнулась.
Двигаться не хотелось. Усталость сомкнула глаза.
Ночь сменяла день, потом пришел еще один день и еще одна ночь...
Легкое щекотание началось от щиколотки левой ноги и направилось выше к подколенной ямке.
Лиз отмахнулась рукой и, услышав тихий смех, резко поднялась и села, щурясь на яркий свет.
На корточках рядом сидел Тируэль, держа в руке длинную травинку с метелкой. Хранитель леса улыбался, довольный своей шалостью.
Залитая солнцем поляна рядом, Лиз сидела в тени под яблоней, утопая в высокой душистой траве. Кроме длинной полотняной рубашки на ней ничего не оказалось.
– Ты мне опять снишься?
– Это уже не сон, Элиза.
– Да?
Девушка приложила ладонь к своему плоскому животику и вздрогнула.
– А как же мой малыш? Все мне приснилось?
– Твой малыш жив и здоров. При крещении новый герцог Дармштадский получил имя-Мартин.
– Герцог...крещение...
– Герцогиня Марлис очень довольна. Теперь больше не надо привязывать подушку к животу. Теперь она опекунша при малолетнем герцоге и Дармштадт не уплывет из ее крепких ручек.
– Она забрала моего малыша!
Лиз быстро вскочила на ноги.
– Куда, ты, глупая?!
– В какую сторону Дармштадт?
– Ты хочешь прибежать ко дворцу герцогов в одной рубашке и потребовать вернуть своего малыша?
Лиз закусила губу.
"Он прав, а я дура!"
– Это прямая дорога в сумасшедший дом, Элиза, а потом в руки инквизитора.
Ты умерла, тебя похоронили, правда, без обрядов, как собаку, но все же. Как вдруг покойница является среди бела дня с претензиями! Что с тобой сделают, подумай? Хворот для твоего костра соберут в этом же лесу.
Лиз села, на траву обняв колени.
– Что же мне делать?
– Оставайся со мной. Будет весело!
Тируэль улыбнулся очень доброжелательно.
– Когда я лежала в земле-это был не сон?
– Нет, не сон.
– Герцогине доложили, что я умерла?
– Именно так, моя красавица!
– Ты хочешь, чтобы я стала навью?!
– Это не возможно!
– расхохотался Тируэль-Навью становятся малолетние дети, умершие без крещения или задушенные матерями, мертворождённые. А ты живая, ты не умирала без крещения.
Лиз прижала ладонь к груди и обнаружила, что крестик на бечевке исчез.
– Где мой...
– В этом лесу ты под моей защитой.
Глаза Тируэля приблизились. Изумрудные как молодая листва.
Лиз с трудом проглотила комок в горле.
– Отпусти меня, хранитель леса...
– жалобно попросила она.
– Твой мир жесток и кровав. Его ждут новые испытания. Мор, война, кровавые бунты. Зачем тебе туда? Оставайся со мной и проживи свой век в нестареющем теле!
– А мой малыш?
– У него будет все самое лучшее. Няньки, кормилицы, игрушки. Потом рыцарский конь, золотые шпоры и лучших италийских мастеров латы, любовь красавиц и доблестная смерть в сечи за императора.
– Ты видишь будущее?
– Лиз прижала руку к горлу.
– Мой сын умрет молодым?!
– У будущего много тропинок, Элиза.
– Отпусти меня, Тируэль, умоляю тебя....
Лиз заплакала.
Тируэль тут же протянул ей изящный носовой платочек.
– Я не держу у себя никого силком, глупая. Если хочешь идти-иди, но только в Неймеген. Мэтр Тоффини тебе поможет.