Красные бригады. Итальянская история левых подпольщиков
Шрифт:
Итак, детство моё было счастливым, а также полным привязанностей. Маму Паскетто звали Энричетта: она была для меня «тетей». Были еще ее дочери, Фернанда и Лучана, которые уже достигли возраста замужества, когда мне было пять лет. Они любили меня. Я ходил в деревенскую начальную школу: один класс, где проходили все уроки.
Летом в Пашетто находилось убежище, в горах, и для меня эти два-три месяца были сказкой.
Первая большая травма: смерть дяди Армандо в 45-м году. Ему было двадцать лет, когда мне было четыре, и он всегда играл со мной, как старший
Я очень любил его. Он ушел в кусты с партизанами бригады Гарибальди, но время от времени спускался ко мне. В день освобождения Турина он отправился в город праздновать, а вечером, возвращаясь в Торре Пелличе на грузовике со своими товарищами, попал в засаду горстки нацистов, которые отступали через границу: они зарезали его вместе со всеми остальными.
Дядя-партизан, убитый нацистами, – это образ, который тогда имел для меня огромное значение с человеческой и эмоциональной точки зрения. С политической точки зрения, я бы так не сказал. В течение многих лет я не придавал боли от этого воспоминания никакого политического значения.
Только много позже, когда я уже был в Тренто, я понял значение смерти дяди Армандо. Я взял Маргериту в Валь Пелличе, чтобы показать ей места, где мы с ним бывали, а также провел исследование партизанской борьбы в этом районе. Вскоре после этого первым боевым именем, которое я дал себе как бригадир, было «Армандо».
В конце начальной школы моя мать, вероятно, по согласованию с отцом, приняла драматическое решение: перевести меня с гор в школу-интернат для священников под Римом, «Дон Боско» в Ченточелле.
Это был большой удар, и я сразу же решил взбунтоваться. Я заперся в почти аутичной сфере молчания и отвержения. Я не говорил, не учился. И я несколько раз сбегал, путешествуя по всему Риму, чтобы отправиться к своему дяде, режиссеру Луиджи Дзампа: он жил в роскошном доме в Париоли, который мне очень нравился и который часто посещали красивые актрисы, к чьим духам я был неравнодушен. На самом деле это была радикальная альтернатива мрачной и ледяной обстановке интерната, которая казалась мне невыносимой.
Но моя настоящая проблема заключалась в том, что я не хотел оставаться в Риме. Я хотел вернуться в Валь Пелличе.
Этот первый бунт закончился очень плохо. Меня отчислили без возможности подать апелляцию. Затем, не знаю почему, они решили отправить меня в Империю [12] , передав в новую семью, где я оставался до пятнадцати лет.
Даже там я продолжал бунтовать. И я продолжал не учиться. Провалив первый год, на грани провала во второй раз, я был зачислен в начальную школу. Это не смягчило меня. Мне нужен был Торре Пеллис.
12
Город в Лигурии. Основан в 1923 году в рамках проекта переустройства региона фашистской властью.
Однако какой-то профессор решил действовать жестко: «Если ты не будешь учиться, мы бросим тебя в исправительное учреждение в Генуе». И они повели меня посмотреть на нее издалека: старый корабль, прикованный цепями в гавани, где содержались дети, все бритые, в черных плащах. Это сработало. Мне стало очень страшно. Потому что хотя я взбунтовался, я также был немного расчетлив: и поэтому я начал изучать минимум необходимого, чтобы выбраться из этой ситуации, чтобы иметь возможность работать и быть независимым. Больше я не проваливался. В пятнадцать лет я закончил школу и попросился у мамы на работу.
Я бы хотел работать в баре. Летом я уже иногда подрабатывал мальчиком за стойкой и официантом. Тогда отец попытался мне помочь и нашел работу в отеле Cavalieri в Милане, где я устроился лифтером.
Я проработал там год. Это был опыт, который мне понравился: я был самостоятельным, я зарабатывал деньги, даже много чаевых. Это был первый раз, когда я был близок со своей матерью. Она работала в другом отеле в Милане, мы жили вместе в очень маленькой квартире, хорошо ладили, и у каждого была своя независимая жизнь.
Я также решил изучать языки: записался на курсы французского, английского и испанского в школу Berlitz; это была возможность познакомиться с мальчиками и девочками, первые знакомства, первые флирты.
Это продолжалось около полутора лет. В 58-м году моей матери представилась возможность взять на себя управление небольшим пансионом в Сан-Ремо, и она спросила меня, не хочу ли я помочь ей. Хотя мне было жаль уезжать из Милана и оставлять свой хороший заработок лифтера, я согласился. Пансион «Флора» имел около десяти комнат и находился совсем рядом с казино: для нашего небольшого семейного бюджета бизнес шел неплохо.
Затем Джоланда настояла на том, чтобы я продолжал учиться. Я сказал, что хотел бы поступить в художественную школу: мне нравилось рисовать, даже если я рисовал каракули. Но все отговаривали: «Что ты будешь делать после этой школы? Ты станешь хроническим безработным!». Тогда я снова взбунтовался: если вы действительно хотите, чтобы я пошел в другую школу, я выберу наугад. И я выбрал, открыв телефонный справочник. Это оказался институт для специалистов-химиков в Альбенге.
В течение пяти лет я жил в интернате и возвращался в Сан-Ремо по выходным и на каникулы: летом я иногда работал в крупных отелях на Ривьере.
Во время одного из таких рабочих отпусков я пережил свою первую любовь: ее звали Лулу, она была немного старше меня и красива. Летом она носила очень короткие шорты, очень смелые для тех лет. Я был влюблен, но считал ее завоеванием, превышающим мои возможности как молодого парня. Вместо этого наша дружба в какой-то момент стала чем-то более нежным, приносящим мне сильное и невероятное счастье.
Я хотел закончить школу раньше и с головой ушел в учебу. Я окончил школу с очень высоким средним баллом, а мое сочинение по итальянскому языку, тему которого я совершенно не помню, было отмечено и даже где-то опубликовано.