Красные дни. Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая
Шрифт:
— Каковы условия перемирия с повстанцами? — спросил Ковалев.
— Немедленно прекратить мятеж, выпустить в Усть-Медведице из тюрьмы наших людей, допустить нашу делегацию к встрече с рядовыми казаками. Этих условий они не примут, но время мы получим, — сказал Миронов.
— В том-то и дело, что они тоже стараются выиграть время, — махнул рукой Ковалев, и в зале сдержанно засмеялись.
В ночь Миронов с Ковалевым выехали в Царицын, у них было время хорошо познакомиться, поделиться мыслями о положении не только на Дону, но и по всей стране.
С утра по округу началась мобилизация
К повстанцам на переговоры ехала комиссия в составе Николая Степанятова, двух бывших офицеров Кузнецова и Янюшкина (выслужившихся на германской из рядовых казаков), а также командира 1-й Сидорской роты, бывшего штабс-капитана Бакулина. 25 мая они прибыли в Глазуновскую, где располагался красный батальон Федорова. Штаб занимал опустевший дом писателя Крюкова. В палисаднике их уже поджидал парламентер от белых повстанцев подъесаул Попов с конвоем верховых. Степанятов сдержанно кивнул, не скрывая удивления при виде погон на плечах подъесаула, но ничего не сказал. Попов ответил столь же сдержанным наклоном головы и пригласил депутацию в рессорный тарантас, подкативший к воротам.
— Прямо в Усть-Медведицу? — на всякий случай спросил Степанятов.
— Заедем в Александровскую, переночуем, а за это время в окружной соберут казаков, как вы просили, — ответил Попов.
В тарантас сели Степанятов, Попов и Бакулин, а Кузнецов, Янюшкин и конвой подъесаула из трех казаков сопровождали их верхами. Ехали зеленым займищем по-над Медведицей, тишина вокруг была удивительно глубокая, предпокосная, за купами верб и тополей безмятежно куковала кукушка. Все напряженно молчали и тем как бы подчеркивали власть этой тишины.
Желтая супесная дорога вилась среди кустов и молодых топольков с влажно-пахучей листвой. Казак-кучер, бедовый с виду новобранец в поношенной дедовской фуражке, посвистывал беспечно, сбивал длинным и узловатым кончиком кнута над дорогой пушистые шарики одуванчиков и невзрачные метелки еще не вызревшего деревея-тысячелистника. Мерно копытили дорогу лошади, на раскормленных вороных крупах привычно подпрыгивали шлеи... Все было обыденно, привычно, только Степанятов и Попов, сидевшие рядом, отклонялись друг от друга, облокачивались на крылья тарантаса — один влево, другой вправо. Молчали. Сидевший рядом с кучером, но лицом к ним, Вакулин посмеивался. Хотелось сказать дурашливо: «Попадаете! Оба!..» — но минута явно была неподходящей для шуток... Кто-то из конвойных позади не выдержал, звучно зевнул:
— Погодка такая, хоть бери точильную лопатку и наводи косу, а тут, видишь ты, за шашки пришлося... Как ровно перебесились пролетарья ваши, мать их так!
— А ваши-то сидели бы по станицам зажмуркой и не вылазили б! — узнал Степанятов голос Янюшкина.
— Разговорчики! — обернулся подъесаул, очнувшись от дремы и построжав обликом. Правый погон напружиненно изогнулся.
Степанятов и Вакулин рассмеялись. Но не громко, чтобы не нарушать порядка всей этой затяжной процедуры.
Над крыльцом бывшего сельсовета в Александровской вяло и как-то равнодушно свисал старый трехцветный,
— Никак, сберегли? И при Керенском тоже хранили этот прапор? Ну и потешный народец обретается в здешних бурьянах!
— Собираем завтра съезд Советов юга округа, там и решим все о флаге и гимне. А пока решили от еврейской звезды воздержаться, — сказал подъесаул хмуро.
— Но все же — Совет?
— Свой, российский, без ихних коммуний.
— Желательно все же снять бы царский флаг, — настойчиво сказал Степанятов.
— Расположимся в таком разе в соседнем доме, ежели это вас смущает... — с прежним равнодушием ответил Попов, — Да и, сказать, скоро смеркнется, а в темноте ни черта не видно, что на нем нарисовано.
— Хоть горшком назови, получается? — съязвил бывший штабс-капитан Никулин.
— Почти что... — мрачно бормотнул подъесаул. — Накидали кругом столько новых словес и флагов, что впору бы все порубить топором да — в огонь, а потом сызнова начать, от слов «мамунюшка родная» и «зачем ты меня на свет родила, подлого?..» Вам не кажется?
— У нас в этом путаницы нет, все ясно, — сказал Вакулин.
— Чего путать? Земля — крестьянам, фабрики — рабочим, власть выборная, советская, — подтвердил Степанятов. — Чего тут не понять?
— Слова хорошие... — кивнул Попов. — А на деле сразу начало сваливать под откос. Красные отряды через Мигулинский и Боковский юрты проходили, плач людской стоял до самого Новочеркасска. Вроде как Мамай прошел, а ваши каторжанцы где тогда были, куда смотрели?
— Давайте располагаться, что ли, — поморщился Степанятов. — Этак мы до утра не переспорим... Ежели ходят по степи банды, так бандиты и до Советской власти были, все об этом знают. Плохо, что вы мешаете новый порядок укреплять.
Попов не ответил.
Ночевали в реквизированном доме бывшего учителя, ушедшего с красными. Утром поднялись рано, чтобы успеть ко времени в округ.
Станица Усть-Медведицкая цвела погонами, свежими мундирчиками приехавших домой юнкеров, тужурками гимназистов и учеников реального. Интеллигенция снова чинно гуляла у присутственных мест, по тротуарам семенили чопорные старушки с зонтиками, прогуливали детей и комнатных собачек — все, как и раньше, до смуты... Около аптеки стояла мамаша предводителя дворянства Короткова с маленькой корзинкой-зембелем, в игрушечной шляпке на взбитых волосах. Спросила кого-то с непримиримостью в голосе:
— Что ж, и самого Миронова привезли к атаману?..
Не дождавшись ответа, посмотрела на высокие золотые кресты собора и засеменила к дому.
Над крыльцом бывшего окружного правления, так же как и в станице Александровской, свисал старый трехцветный флаг. Степанятов на этот раз не счел нужным делать замечания, молча прошел вверх по ступеням впереди подъесаула Попова.
Двери из приемной в кабинет распахнуты — хозяева хотели, как видно, демонстрировать собственную «открытость» и откровенность в предстоящих переговорах. Полковник Голубинцев одет с иголочки, свежие погоны блестят, утреннее солнце рассыпалось веером в настольном графине толстого, филигранного стекла, в мельхиоре подноса, дробилось и мелькало зайчиками вокруг.