Красные и белые. На краю океана
Шрифт:
Андрей полез в карман за новой порцией золота, но Феона положила ладонь на его плечо:
— Довольно! Ты проигрываешь чужое золото.
— А чье золото он проигрывает? — спросил Тюмтюмов. Феона не ответила.
— Желание Феоны — закон. Игра прекращается. — Виктор Николаевич сгреб со стола доллары и золото. — Господин Донауров, вы меткий стрелок?
— Какое это имеет отношение к игре?
— Самое прямое. Даю шанс отыграться, верну весь проигрыш, если всадите из револьвера пять пуль между пальчиками
— Что, что? Я вас не понял.
— Зато я поняла! — вскрикнула Феона. — Я говорила Вик-
609
20 А. Алдан-Семенов
тору Николаевичу, влюбленные-де не могут причинить вреда друг другу, любовь, говорила, охраняет их в минуту опасности, а он посмеялся над моими словами. Докажи правоту моих слов. — Феона прижала к стене левую ладонь, широко расставила пальцы.
— Не смейте стрелять! — возмутилась Каролина Ивановна.— Что за дурацкие шуточки! Запретите такое баловство, мистер Блейд!
— Я очень люблю смелых девушек и настоящие приключения. Если Феона верит мистеру Донаурофф, то чего нам страшно? — возразил Дуглас Блейд, и в стеклах его очков вспыхнули огоньки.
— Что же ты медлишь, Андрей? Стреляй! — приказала Феона, отбрасывая со лба волосы, и лицо ее сразу приняло и умоляющее и надменное выражение.
На улице раздался топот многочисленных ног, кто-то сильно застучал в дверь, Блейд откинул крючок. В факторию вошли Алексей Южаков и трое неизвестных старателей.
, — Именем революции вы арестованы! — властно сказал Южаков. — Ни с места, полковник! Вы тоже руки на стол! — приказал он Блейду.
— Что означает ваш налет? — спросил полковник Широкий, краснея от своей ,беспомощности.
— Партизаны захватили Охотск, ваши казаки арестованы.
— Вы будете отвечать за такое беззаконие,—пригрозил полковник.
— Можете жаловаться военному трибуналу,— ответил Южаков, оглядывая факторию и словно не замечая ни Феоны, ни Донаурова.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Метель терлась о бревенчатые стены, громыхала жестью вывесок, над столом чадила керосиновая лампа. Щербинин подвернул фитиль, в ламповом стекле распушился чахлый одуванчик огня. Из дымного полусумрака выступили, резко обозначились рыжие, русые бороды, пестрые физиономии, непреклонные лбы, упрямые подбородки.
— Власть-то мы захватили, а вот как удержать ее? Как не выпускать вожжей из собственных рук? — спрашивал Алексей Южаков и отвечал на свой же вопрос: — Колчаковских главарей и местных богатеев судить по закону военного времени, но за Кухтуем, в поселении Булгино, укрылись банды Елагина. Их много, они хорошо вооружены, драться будут, как волки...
— И на матерого волка есть собачьи клыки,— обронил Ин-дирский.
– — Вчера на митинге мы объявили о восстановлении власти Советов по всему Побережью, но Советы на просторах Севера пока что радужная фикция.
утвердить свой авторитет и свои идеи. Нет и опытных командиров для отпора японским интервентам, что могут появиться здесь. Поэтому необходимо покончить с бандитами в Булгине, а если явятся интервенты — начать дипломатическую игру. Остается ждать, когда большевики освободят от белых все Приморье, но в Охотске всякое сопротивление должно быть раздавлено,— заключил Южаков, и в лице его появилось напряженное ожидание то ли новых непредвиденных опасностей, то ли тревожного торжества. Он предоставил слово Индирскому, тот выбил из трубки пепел на пол и строго спросил:
— Ревком дает мне чрезвычайные полномочия для расправы с врагами?
— Для борьбы, а не для расправы,— поправил Южаков.
— Теперь один закон: всех, кто против нас, именем революции— к стенке,—ответил Индирский.
— А я вот приказываю освободить из-под стражи Донауро-6а, девушку эту Феону и Дугласа Блейда, американца,— распорядился Южаков.
— Ежели их на свободу, то кого под замок?
— Нет нужды наживать неприятности с Америкой из-за какого-то Блейда, а Донауров и девушка тебе только мерещатся врагами.
Индирский долго в упор рассматривал американца, потом сказал:
— Вы свободны, мпстер Блейд.
— О’кэй! — вежливо, но холодно поклонился Блейд.— Я умею быть благодарным.
— Большевики не нуждаются в признательности капиталистов,— ответил Индирский.
Он называл себя анархистом, стоящим на платформе коммунистов, хотя о коммунистической платформе не имел никакого представления. Отпустив американца, он вызвал Феону и спросил, разглядывая ее маслеными глазами:
— Дочь местного попа?
— Мой отец — священнослужитель.
— Что в лоб, что по лбу! Русские попы и мусульманские мулы яро поддерживали кровавого диктатора Колчака.
— А какой диктатор не кровавый? — отрезала Феона.
— Ну мы к этому еще вернемся. Можете идти домой.
После ухода Феоны он поцокал языком: девка прямо-таки рахат-лукум...
Когда охранник ввел Донаурова, Индирский что-то читал, не обращая внимания на арестованного, потом вскинул голову, пробарабанил пальцами по столу.
— Куда вы запрятали золото Горной артели? — строго спро-
20
сил он.— Мы взяли только ваше, а где артельное? Сорок фунтов. Где?
— Эти сорок фунтов и есть золото Горной артели. Мне его передал на хранение Алексей Южаков, — как можно спокойнее ответил Андрей.
— О том, что передано вам на хранение, я знаю. Только неведомо, куда вы золото спрятали. Наш разговор будет коротким: не вернете золото — шлепнем, — пригрозил Индирский и вышел из-за стола. — Кто там подслушивает? — Ударом ноги распахнул дверь.