Красные и белые. На краю океана
Шрифт:
— В штабе армии не знают, что на путях от Вятских Полян до Казани есть городишко Арск. По моим сведениям, его
вот-зот займут белые. Я не хочу доставить им этого удовольствия,— сказал Азин, оборвав скучную речь Мильке. Ему не понравился вялый, придавленный вид командира второй группы войск.
Азин занял городок Арск и железнодорожную станцию. На вокзале его почтительно встретил обрюзглый человек с толстыми бараньими губами.
— Воробьев, начальник станции,—отрекомендовался он.— Эшелонам дальше пути нет, за Арском
— Советы в городе здравствуют? — спросил Азин.
— Попрятались, да так, что с собаками не сыщешь,— с легким презрением ответил Воробьев.
Азин не обратил внимания на презрительный тон Воробьева, его отвлек Северихйн.
— Неподалеку от Арска, в селе Зеленый Рой, бунтуют кулаки. Комбедчики к нам за помощью человека прислали,— сообщил Северихин.
Над большим цветущим селом носился пепел, пахло гарью, у ворот усадьбы помещицы Долгушиной чернели виселицы. Тела повешенных уже были сняты — семь обезображенных, вымазанных дегтем, осыпанных перьями трупов лежали у каменной ограды.
— Бандиты скрылись? — спросил Азин, подходя к толпе мужиков.
Мужики зашумели, заговорили, перебивая друг друга:
— Кое-ково успели перехватить...
•— Маркела-мельника взяли, братьев Быковых повязали.
— Ишо Афанасия Скрябина, он хотя и в сторонке^был, задержали...
— Афанаску-то зря засупонили. Мужик смирной, комбедчиков не касался.
— Верховодили всем братья Быковы. С них и заглавный спрос.
— Где арестованные? — остановил мужиков Азин.
— В барском доме заперты. Андрюшка Шурмин с леволь-вертом стоит.
Азин зашагал по песчаной алдае к барскому дому,— мертвые лица комбедчиков словно следовали за ним.
Азин остановился на ступенях, между колоннами., приказал Стену:
— Приведи арестованных. Я сам стану допрашйвать. — Открыл парадную дверь, очутился в большом зале.
Сквозь синие, портьеры пробивался рассеянный солнечный свет. Мраморные статуи были теплыми и розовыми, японские вазы казались странными тропическими цветами, на дубовом
б А. Алдан-Семенов
паркете слоилась пушистая пыль, позолоченные рамы затянула паутина.
Азина провожала темная цепь портретов. В глазах зарябило от кружевных воротников, расшитых мундиров, платьев, каштановых, черных, рыжих париков. Строгие, надменные, осуждающие физиономии. Вкрадчивые усмешки. Лакированные глаза. Упрямые рты. Гусарские усы. Давным-давно истлели кости этих людей, но портреты отбрасывали на Азина свои неподвижные тени.
Под портретами были развешаны дуэльные пистолеты, кавказские кинжалы, старинные пищали. На одной из пищалей церковнославянская надпись горделиво напоминала: «С оной боярин Никита Долгушин ходил с государем всея Руси Иваном Васильевичем Грозным в казанский поход. Знай, потомок, сие и помни о сем».
Азин хлопал дверями гостиных, спален, кабинетов;
Азин проходил через этот ненавистный ему мир вещей, предметов, произведений искусства и все же волновался. Бронзовые амуры целились в него из маленьких луков, в длинных, красного и черного дерева футлярах угрожающе хрипели часы, люстры сердито переливали хрустальные подвески. Рыцарь в заржавленных латах перекрывал шпагой дорогу.
В Азине снова боролись два цвета времени: красное с пронзительной резкостью отделялось от белого и требовало возмездия. Все, что принадлежало белому цвету, вызывало яростное, желание ломать и бить. Ему хотелось стрелять в лакированные глаза и напудренные парики, сшибать с постаментов алые и синие вазы, опрокидывать ломберные, в перламутре и позолоте, столы.
Азин распахнул дверь еще одного кабинета: за письменным столом сидел Стен, в углу кучились арестованные. Около них стоял Шурмин, сжимая в руке потный «бульдог»; тут же на кожаном диване валялась разорванная гармошка.
Азин сел рядом со Стеной, поставил на стол локти, уперся ладонями в подбородок. Обвел темными глазами арестованных: рыжие братья Быковы, безбровый и безбородый, с изрытой оспинками физиономией Маркел-мельник. Узнал долговязого Афанасия Скрябина, которого он выпорол в Вятских Полянах. Задержал взгляд на разодранных алых мехах гармошки.
— Почему гармонь? Для чего она здесь? — Собственный голос казался Азину неприятным и черным.
— Когда эти подлецы петли на комбедчиков накидывали,—< показал Шурмин на братьев Быковых,— Маркел-то на гармошке «Вы жертвою пали в борьбе роковой» играл. Может, откажешься, сука? — подсунулся Шурмин к мельнику, перекладывая револьвер из правой ладони в левую.
— Жалею, Андрейка, не удалось сыграть и тебе отходную,— ответил с наглостью обреченного и не ждущий спасения мельник.
— Выведи их пока, Шурмин, кроме, этого долговязого.
Азин снова, уже пристальнее, поглядел на Скрябина.
— Партикулярный коммерсант, не красный, не белый? Так? — спросил Азин.
— Так, гражданин товарищ.
— Я тебе не товарищ. Рассказывай, как все происходило?
— .Я к самосуду не причастен. Расправу чинил Маркел да братаны Быковы, а мне еще с соседями жить...
— Не путай следов, не заяц.
— Говорю, как на исповеди, батюшка мой.
— При аресте комбедчиков били?
— Маркел-то Спиридоныч тяжел на руку, и братаны Быковы— люди лукавые,— уклончиво ответил Скрябин. — Поучили, конешно, было дело.
— Что значит поучили?
— Раздели догола, дегтем вымазали, в пуху вываляли, хомуты на шею вздели и по селу водили. Вожжами, конешно, учили, в дерьмо носами тыкали...
— Ты тоже участвовал во всех этих гнусностях,— убежденно сказал Азин.