Красные и белые. На краю океана
Шрифт:
Доктор сочно хлопнул пробкой, поставил на стол бутылку домашней вишневой настойки.
— Мы сначала выпьем за ваш приезд, потом уже рассказывайте. Ваше имя-отчество, господин прапорщик?
— Сергей Сергеевич,— не задумываясь ответил Азин.
— За ваш приезд! — доктор прозвенел рюмкой. — Ох, это красное бешенство, как всякое — оно нелепо и неразумно.— Дмитрий Федорович бисерно засмеялся. — Я мужчина громоздкий, а все толстяки для краснокожих — первостатейные буржуи. Недавно какой-то залетный комиссар меня на станции прихватил. «Я тебя, контра, в Казань для выяснения личности
— Вы уже про это рассказывали, Дмитрий Федорович,— нахмурилась Долгушина.
Азин деликатно улыбнулся, чувствуя на себе испытующий взгляд Долгушиной. «Надо быть начеку».
— Как здоровье его превосходительства? — спросила Евгения Петровна.
Азин понятия не имел, о ком спрашивает Долгушина, но догадка проскользнула в уме: конечно же о генерале Рычкове!, А что, если Долгушина спросит о его внешности: худой, толстый, рыжий, белый? Азин ответил почтительно:
— Я еще не имел чести быть представленным его превосходительству. Лишь полковник Каппель — мой непосредственный шеф — виделся с генералом. — Азин приподнял рюмку: — Ваше здоровье, мадам! Кстати, мадам, казанские народные комиссары— бывшие каторжники,— старался Азин увести Долгушину от опасного разговора о генерале Рычкове. — Даже самые высшие их начальники говорят между собой на непотребном языке. Мне рассказывали, как красный главком Вациетис со своими командирами беседует,— со смеху умрешь. «Что же ты, мать твою, Симбирск не удержал?» — «А разве ты, мать-перемать, не знаешь, что вся моя сволочь разбежалась?» Извините, Евгения Петровна, но стиль красных — стиль скотов...
— Сейчас неподходящее время для анекдотов,— остановила помещица Азина. — С какими же вы поручениями явились?
Полковник Каппель интересуется всем: антибольшевистскими настроениями, крестьянскими мятежами, запасами провианта,— начал перечислять Азин. — И конечно, нам нужно знать о силах так называемого Особого батальона, который занял Арск. Наше командование, впрочем, не придает серьезного значения этому Азину,— скривил он в усмешке губы. — Азин—< сопляк со способностями заурядного бандита.
— Этот мальчишка за два дня увеличил свою банду в десять раз,— зло возразила Долгушина. — Вам известно про это?
— Если Азин мне попадется, я его сперва высеку,—объявил Дмитрий Федорович.
— А потом что? — спросил Азин.
— Потом подорву бомбой.
— Перестаньте болтать чепуху, доктор,— поскучнела Евгения Петровна. — Странно, что Вениамин Вениаминович ничего не передал нам через полковника Каппеля. Посылать специального человека и не сговориться между собою? Не похоже это на генерала...
Азин понял: приближается развязка. Он приподнялся, отодвигая стул.
В окно дважды постучали: все насторожились. Стук повторился.
— Это Воробьев. Слава богу, я уже начал беспокоиться,— доктор вышел из комнаты.
— Сейчас мы узнаем кое-что новое об Особом батальоне,—• сказала Долгушина.
Азин закрыл окно спиною. В комнату
— Разрешите, Сергей Сергеевич, представить вам...
— Руки вверх! — скомандовал Азин, вскидывая над головой гранату. — Эй вы, седой террорист, не шевелиться!..
— Это, Азин, возмутительно! Это безобразно, Азин!—ругался Северихин.
— Что ты на меня остервенился? — беспечно спросил Азин.
— Случайно узнаю от Стена о твоих ночных похождениях.
Что же это такое, а? Командующий целой группой войск ведет себя, как мальчишка! Экая доблесть, переодеться, словно в маскараде, чтобы арестовать тройку монархистов.
— Хотел убедиться, что это действительно преступники,— слабо защищался Азин.
— Тебе хотелось покрасоваться, смотрите, мол, на молодца. Молодец на овец! Нельзя больше мальчишествовать, Азин,— уже смягчаясь, выговаривал Северихин.— У тебя теперь заботы посерьезнее.
— Молодец, говоришь, на овец, говоришь,— громко рассмеялся Азин.— Мы пока липовые разведчики: нас белые заведут, проведут и выведут.
В салон-вагон вошел Стен:
— К тебе, командир, этот паренек из Зеленого Доя, Шур-мин. Спрашиваю — зачем/отвечает — по личному делу.
— Какая опять беда, Шурмин? — спросил Азин у вошедшего улыбающегося паренька.
— Принимай к себе добровольцем. У меня теперь с кулаками со здешними рогатые отношения.
=— Мамка с тятькой мне голову оторвут,— усмехнулся Азин,
глядя на светившиеся синью глаза, на босые в цыпках ноги Шурмина.
— Сирота я,—вздохнул Шурмин, гася сияющее выражение.—Я ведь с виду неказист, но мне уже восемнадцатый. Разведчиком могу быть, да и в писаря пригожусь. Ей-богу, Азин...
— Возьмем его, Северихин, в разведчики. Лихой разведчик должен быть, а? — Азин протянул руку опять расцветшему пареньку.
Шум подошедшего поезда заглушил азинские слова. На соседнем пути остановился не совсем обычный состав: его платформы и вагоны были обшиты двойным рядом досок, обложены мешками с песком, из узких бойниц выглядывали пулеметные дула.
— Это еще откуда? — спрашивал Азин, выбегая на перрон и сталкиваясь с Федотом Пироговым.
— Вот бронепоезд привел. Подарок вятскополянских железнодорожников, четверо суток без передыху трудились, а сделали. С виду неказист, а сработан прочно..
— В четыре дня такую махину! Не зря говорят, вяцкой — народ хвацкой,—Азин чмокнул Пирогова в рыжую бороду.
— А не запляшет бронепоезд на рельсах от собственных выстрелов?— деловито осведомился Северихин.
— Испытывали. Подрагивает,— согласился Пирогов.
— Прыжок влево, прыжок вправо и кубарем под откос?
— Ты это брось, Северихин! В хороводе все девки красивы. Четыре вагона, пять платформ, три пулемета,— подсчитал Азин. — Откуда пулеметы, Федот?
— У местных кулаков взяли. По овинам, собаки, распрятали.
— Азин, Азин! — раздался испуганный голос Стена.
— Что такое? Чего орешь?
— Скрябин сбежал...
— Как сбежал?
— Крышу в станционном складе разобрал и смылся. Часовые даже не слышали.
— Часовые виноваты? — вскинулся Азин. — Не поймаешь — пеняй на себя...