Красные и белые. На краю океана

Алдан-Семенов Андрей Игнатьевич

Они сидели в уютном кабинете генерала, и Долгушин переживал такое же пасхальное настроение. Генерал только что подписал приказ о назначении его военным комендантом города.

— В такие сумасшедшие времена умные люди делают карьеру. — Рычков сдвинул брови, лицо его приняло свирепое выражение.— У нас сейчас столько дел, мы же творим новое русское будущее. Сам видишь, на каком фоне его приходится творить: он соткан из кровавых событий, из всеобщего развала и не очень-то располагает к творчеству.

— Для меня даже собственное

будущее стало астральным понятием,— вздохнул Долгушин. — Будущее из пессимизма и сигарного дыма — скверная вещь!

— Ну зачем же так мрачно. Мы победоносно наступаем, нас поддерживают союзники, с нами золотой запас. — Рычков закинул руки за шею и сытно потянулся.

— Кстати о золотом запасе. Я передавал вам пожелание князя Голицына на этот случай. Теперь, когда золото в наших руках, его необходимо отправить из Казани. Красные еще рядом, слишком много вожделенных взглядов устремлено на золото. «.

— Мой гарнизон надежно прикрывает государственный запас от красных,— кисло усмехнулся Рычков. — А вожделенные взгляды будут следить за ним и в Казани, и в Самаре, и в Екатеринбурге. Нет, мой милый, золото должно быть с нами, так оно сердечнее. Что тебе надо? — спросил он вошедшего адъютанта.

— Какой-то проситель, ваше превосходительство. По личному, говорит, делу.

— Я не принимаю на дому посетителей.

— Не упускаем ли мы драгоценного времени? — осторожно спросил Долгушин. — Красные окопались в Свияжске, красные захватили Арск. Недобитый враг может оправиться.

Красные разгромлены вдребезги. Их части в Свияжске всего лишь пыль на ветру. А против шайки Азина выступили два чешских легиона капитана Степанова. Я даже посмеялся, не слишком ли много чести для рядового бандита.

147

В кабинет снова вошёл адъютант:

Посетитель передал записку.

— Да гони ты его в шею! Впрочем, подан записку. — Рычков небрежно, двумя пальцами взял записку, но тут же вскочит раскрестил рукц, молодцевато зашагал к двери.

Долгушин услышал стремительный стук чьих-то каблуков радостные всхлипы Рычкова. у ’

Здравствуйте, генерал! Это я, и незачем приходить в дамский восторг. Вам бы надо стыдиться беспечности ваших караульных постов. Никто не поинтересовался мною, не задержал меня, длиннолицый, коротко остриженный человек в английском френче и пыльных крагах махал ладонью, словно убирая со лба следы поцелуев. к

— Знакомьтесь, господа: Борис Викторович Савинков,— голос Рычкова прозвучал горделиво, нежно, почтительно’— ротмистр Долгушин.

Рад! — Савинков сунул крепкую ладонь Долгушину кольнул его ореховыми глазами. у у ’

Мы с вами встречались,— сказал ротмистр, не меньше генерала пораженный появлением знаменитого террориста.

Когда и где? Не помню.

— В Гатчине. .

Нет, не помню. Савинков бросился на стул, заскрипел бочист И ’ ПСреКИНуЛ НОГу на ногу.-Устал я и грязен, как тру-

Пренебрежительность Савинкова не оскорбила Долгушина: он сразу понял всю значимость его появления. Правда, его немножко коробила суетливая угодливость генерала, но и тут нашелся оправдательный мотив: Рычков был заместителем Савинкова по Союзу защиты родины и свободы — генерал просто воздавал должное своему руководителю.

— Как, Борис Викторович, удалось вырваться из лап чекистов. После Ярославля, чай, обложили вас, будто медведя. И даже в газетах читал: вам-де некуда деться. По вашему-де следу идут тысячи ног.

— Запутал следы, только и всего. Правда, под Нижним меня арестовали, не догадываясь, кто я такой. У меня были фальшивые документы, и я убедил большевиков, что тоже ловлю Бориса Савинкова. Мне дали и подводу, и денег для проезда в Нижнии. Но это все глупости, а сейчас о деле. Я хочу собрать членов нашего союза, надо ознакомиться с военной и политической обстановкой. Я неприятно поражен —скоро две недели, как взята Казань, а дальше что?

—- За эти дни мы сделали невероятное,—заметил Рычков.

Восемнадцатый год — самый невероятный в истории

русской, а мы уже потеряли его половину. Все наше будущее

в нескольких днях. Если сегодня я, вы, он,— показал Савинков

на Долгушина,— не станем хозяевами России, завтра окажемся ее временными постояльцами...

Приезд Савинкова обрадовал главарей белой Казани. Не только для генерала Рычкова, но и для них Савинков был самым беспощадным врагом большевизма.

Вечером у Рычкова сошлись высшие военачальники белых, а также мыльные, суконные, меховые тузы.

Долгушин с любопытством присматривался к казанским финансовым воротилам и промышленникам.

Багровые, желтые, белые физиономии, толстые затылки, бульдожьи челюсти. В зрачках искры электрического освещения, твердые, как слоновая кость, воротнички подпирают шеи, манжеты с дорогими запонками оттеняют кисти рук. Мыльный король так и излучает власть своих миллионов, суконный туз — крещеный татарин, похожий на черного курчавого барана во фраке, переполнен самоуверенной силой. Они сочувственно покачивали головами, добродушно улыбались, повторяли шепотом окончания фраз, сочно произносимых генералом Рычковым.

— Солнце нашей близкой победы скоро озолотит священные купола матушки светлопрестольной Москвы,— говорил генерал.

Взгляд Долгушина задержался на капитане Степанове: рыжее легкомысленное личико со вздернутым носиком, петушиный вид гуляки и бабника. «Экое ничтожество всесильный случай выбросил из революционного омута»,— завистливо подумал ротмистр. Полковник Каппель слушал речь генерала, теребя свою французскую бородку. «Владимир Оскарович — не чета Степанову. С волчьей хваткой, умница». Рядом с Каппелем невзрачен и мелковат цаже адмирал Старк — человек корабельной каюты.