Красные облака
Шрифт:
Правильно думал. Приказы выполнять надо. Но это ещё не самая главная дисциплина. По приказам-то просто… Всякий сумеет. А вот когда никаких приказов нет, а дисциплина есть!…
Пошёл я утром в булочную. Рано, темно ещё было. Очередь занять. Все ведь стараются пораньше приходить. Ещё до открытия, чтобы хватило хлеба.
Подхожу – что такое? Очередь не так стоит. Всегда вдоль стенки стояла, а теперь почему-то вокруг сугроба.
Ближе подхожу, вижу – воронка. Прямо у стены. Где раньше очередь стояла. В окнах ни одного стекла нет. И двери нет. На снегу
А хлеб на полках лежит. Не много, но есть. Со вчерашнего дня остался. Несколько кирпичиков на нижней полке и три на второй.
И продавщиц нет! Не знают, наверное, что тут приключилось. Снаряд-то ночью грохнул.
Очередь стоит. Никто в магазин не входит. Все ждут, когда придут продавщицы и выдадут хлеб по карточкам.
Я тоже очередь занял. За какой-то тётенькой в сером клетчатом платке.
Стою.
Холодно. Скучно. Никто ни о чём не говорит. Никто никаких новостей не рассказывает. Стоят, и всё.
А дверь от булочной на снегу лежит.
Тут ещё какой-то старичок пришёл. Посмотрел на окна булочной, на дверь…
– Ай-я-яй! – говорит. – Какое безобразие!…
Тётеньку впереди меня за платок дёргает:
– Скажите, пожалуйста, кто-нибудь уже пошёл в милицию?
– Не-а…- зевнула тётенька и потопталась на месте.- А зачем?
– То есть как "зачем"? – удивился старичок. – Вы что, не видите? Булочная-то настежь!
Другая тётенька повернулась, объясняет:
– Так ведь это немец её…
Старичок – к той:
– Я и сам понимаю, что немец. Всё равно непорядок. Там же хлеб! Понимаете – хлеб!!
– Хлеб… – вздохнула тётенька. – С вечера остался. Настасья Дмитриевна не расторговала.
Старичок посмотрел на неё как-то удивлённо и не ответил. Опять за мною в хвост встал.
Стоит и нервничает. Даже заметно, как нервничает. Бормочет про себя что-то, рукавицами по бокам хлопает. Нас ругает, наверное. За то, что мы никому не сообщили. "Вот люди, – думает. – Хлеб без присмотра, а им сходить лень! Место своё в очереди потерять боятся!…"
А кому идти? Одни старухи стоят. До булочной-то еле доплелись, а тут снова идти куда-то… Конечно, никто не пойдёт. Да и зачем? Придёт продавщица Настасья Дмитриевна – сама куда надо по телефону позвонит.
На улице – никого. Пусто. Те, что за хлебом шли, уже в очереди стоят. Кто дома остался, – лежат, ждут. А кто работает – так там прямо на заводе и живёт. Им туда хлеб привозят.
Стою жду.
Вдруг меня этот старичок в спину толкает:
– Беги, – говорит. – Милиционер вон, видишь?
Верно. Милиционер между сугробов идёт. В шубе. Шарфом замотан.
– Зачем бежать-то? – спрашиваю. – Он и сам идёт.
Старичок сердится:
– Слушай, что тебе взрослые.говорят. Он и мимо пройти может. Или свернуть куда-нибудь. Беги!
Это только сказать просто: "беги". Побежал я. Вернее пошёл. Ноги-то вроде и бегут, и сам я вроде
К тому же дорога неважная. Вернее – нету никакой дороги. Когда-то была, машины ездили, а теперь – тропинка между сугробами. Узенькая!… Если кто-нибудь упадёт, то и не обойти. Дядя Никифор на днях оступился тут и встать не может: сил не хватает. Лежит, а над ним тётенька какая-то ворчит: зачем упал не на месте!… Всю дорогу загородил!… Перелезай тут через него!… Хорошо патруль шёл: подняли дядю Никифора, домой проводили.
Милиционер уже близко. Мимо идёт.
– Дяденька! – кричу.
Милиционер услышал, остановился.
– Дяденька, – говорю. – Меня к вам один товарищ послал. Там у булочной окна выбиты и дверь валяется.
Милиционер усы из-под шарфа вытащил:
– В какой булочной?
– На углу Большого. Хлеб там на полках. А дверей нету. И продавщиц нету. Очередь только.
– Что очередь? – насторожился милиционер.
– Ничего… – говорю. – Стоят все. Ждут, когда откроется.
Милиционер руку из варежки вытащил, потёр глаза, снова руку спрятал.
– Так мне-то зачем туда?
– Непорядок, – говорю. – Хлеб без присмотра лежит.
– А берут? – спрашивает милиционер.
– Нет. Никто не берёт.
– Значит, порядок.
– Какой же это порядок? – говорю я. – Двери настежь…
– Военная дисциплина, – отвечает. – Хоть там и гражданские лица стоят, а всё равно – военная дисциплина. Сознательная!! Понял?
Не понял я. Потом понял, а тогда мне просто обидно стало, что старик этот зря меня гонял. "Беги!" – говорит. Теперь ещё назад надо.
Очередь уже шевелится. Вдруг не пустят? Скажут: "Не стоял" – и не пустят.
От очереди сознательности жди!…
Пластинка
Все заводы, все фабрики Ленинграда работали на войну, на победу.
У знаменитого Кировского завода, который стоял почти на самой передовой, стены были снарядами прострелены, крыши бомбами пробиты, в цехах у станков снег лежал, – а завод всё-таки работал! Ремонтировал танки, орудия, миномёты.
А на другом конце Ленинграда, в Соляном городке, в том самом месте, где сразу после войны открылся Музей героической обороны и стояли захваченные в плен огромные злющие фашистские пушки, помещалась малюсенькая фабрика. Куда ей до Кировского завода! Даже и сравнивать нельзя. Но она тоже работала, и тоже сражалась с врагом эта экспериментальная фабрика грампластинок.
Улыбаетесь? Не верите? Думаете: ну что такое патефонная пластинка?! Песенки разные, краковяк, барыня-сударыня… Краковяками в фашистов стрелять, что ли? Разве могут пластинки воевать?