Красные облака
Шрифт:
Даже о самом главном не знают, наверное. О том, что вчера ленинградцам опять увеличили хлебный паёк.
Коллекция
Об этом я Косте не писал. Специально для книжки рассказ сделал.
Узнал – и просто не смог удержаться, чтобы не рассказать вам об одной удивительной коллекции.
Некоторые люди считают коллекционеров чудаками. Может быть, это и так. Чего только они не собирают! У одних – толстенные альбомы марок. У других – открытки. У третьих – спичечные этикетки. Или монеты. В Америке, читал я, есть один чудак, который коллекционирует трамвайные вагоны. Но самая удивительная коллекция находится у нас, в Ленинграде. У профессора Горного института Александра Нисановича Ханукаева.
В музеях на экспонатах обычно пишут: "Руками не трогать". Ну а если и тронешь – ничего с тобой не случится. Экспонат попортиться может, а с тобой – ничего.
А вот уж коллекцию Александра Нисановича действительно лучше руками не трогать. Можно и без рук остаться.
У Александра Нисановича не что-нибудь собрано – взрыватели от бомб и снарядов! Целых двести штук!
Вот какая коллекция!
И это ещё не самое главное. Американец, который вагоны собирает, просто богатый буржуй. Деньги есть – он и покупает.
А Александр Нисанович каждый взрыватель вынул сам. Своими руками.
Знаете сколько на наш город было сброшено бомб? Сто семь тысяч.
И ещё выпущено сто пятьдесят тысяч тяжёлых артиллерийских снарядов.
Фашисты стояли близко. Всего в четырёх километрах от Кировского завода. От Дворцовой площади – в двенадцати.
У каждого командира фашистской бригады были карты: куда стрелять, что разрушать. Все наши дома назывались "объектами".
Прикажет фашистский офицер: "По объекту номер сто девяносто два десятью тяжёлыми снарядами огонь!" – они и бьют.
А "объект № 192" -это Дворец пионеров.
"Объект № 9" – Эрмитаж.
"Объект № 736" – школа на Бабурином переулке.
Иногда бомбы не взрывались. Иная прошьёт весь дом насквозь и притаится. Поди знай, что у неё там? То ли испортилась, пока летела, то ли специально такая – замедленного действия. С часовым механизмом. Лежит себе, а в брюхе у неё часы стучат. День может стучать, неделю целую, а потом как рванёт!
Когда падала такая бомба, жильцов из окружающих домов сразу же выселяли. Ставили оцепление.
К бомбе подходили сапёры. Сначала несколько. Обкапывали осторожно, осматривали. Потом лишние уходили.
И оставался один.
Один на один с бомбой.
Кто кого.
По-моему, это даже пострашнее, чем на фронте. Ведь никогда не знаешь: на сколько минут у неё часы рассчитаны? Да и других хитростей в бомбе полным-полно.
Осенью 1941 года, как раз в праздник Октябрьской революции, гитлеровцы устроили особенно сильный налёт. Много скинули бомб… Одна не разорвалась.
Приехали сапёры. Осмотрели бомбу. Прислушались. Тикает!…
Отсчитывает.
С немецкой точностью.
Словно издевается бомба над сапёрами:
"Бе-ги-те! Бе-ги-те! Се-кун-ды и-дут!"
Но бежать нельзя. Надо обезвредить бомбу. Какой-то новой, незнакомой конструкции.
И кто-то должен это сделать.
– Отойти всем в укрытие! – приказывает командир.
Сапёры уходят. Недалеко. Сидят. Ждут. Секунды в часы растягиваются. И высунуться нельзя, посмотреть – как там командир один на один с бомбой? Удастся ли ему вывинтить часовой механизм?
Удалось!
Над окопчиком, где сапёры сидят, два сапога вырастают. В глине все перепачканы. Кирпичной пылью полыхают.
Вот он – часовой механизм! Вывинтился!
– А детонатор где? – спрашивает кто-то.
Все на часы смотрят. Нету детонатора! Неужели в бомбе остался?
Надо немедленно назад к бомбе! Детонатор дывинчи- вать! А то ведь стоит бомбу чуть-чуть пошевелить – и взрыв.
Так оно и есть. Сидит детонатор в бомбе. Поблёскивает алюминиевым колпачком. А под ним взрывчатка. Сто тридцать килограммов. Тюкнет детонатор своим носиком по капсюлю – и все сто тридцать килограммов рванут.
Вывинчивать его немедленно!
Стоп! Вокруг детонатора по кольцу немецкие буквы вытиснены: "Противосъёмочное устройство".
Это значит – только тронь! Сразу взорвётся.
Так вот почему раньше все такие бомбы при обезвреживании обязательно взрывались!
Но как же быть?
И трогать нельзя, и не трогать нельзя.
– Парафин! – приказывает командир.
Парафин – это обыкновенная свечка. Растопили её, залили детонатор сверху. Чтобы ничего-ничего потревожить его не могло.
Бомбу верёвками обвязали. Потихонечку из ямы вытащили. Дно отвинтили. Подвели специальную установку и пустили струю горячего пара.
Есть! Закапало!
Взрывчатка плавиться начала.
Медленно плавится. Не хочется ей из бомбы вытекать. Собиралась разнести тут всё, а её саму потихонечку за хвост из бомбы вытаскивают.
Ну, а детонатор Александр Нисанович потом уже вывинтил.
Лежит он сейчас в его коллекции рядом с другими. Вот этот – с бомбы, пробившей дом № 105 на Невском проспекте. Этот – с Красной улицы. Этот – с Херсонской. Эти – от снарядов неразорвавшихся.
Двести штук! Коллекция!
Двести раз один на один со смертью сражался "коллекционер". Точнее – сапёр, инженер-капитан.
Это вам не трамваи покупать!
Есть такая пословица: "Сапёр ошибается только один раз".
Грозная пословица. Для сапёров справедливая: один раз ошибся – и нет тебя.
Александр Нисанович не ошибся ни разу.
Булочная
Раньше я думал, что дисциплина – значит выполнять все команды и все приказы. Быстро, чётко и без разговоров.