Красные Орлы
Шрифт:
Задержалась возле полок с фотографиями.
– Твоя семья, Марья? – окей…пусть будет так.
– Да. Это мама и папа. А это мы вместе в парке. А вот на море. Вы садитесь, пожалуйста. Чаю будете? – не то, чтобы Маша обрадовалась странной, любопытной бабке, но согласитесь, пожилого человека выгонять неприлично.
– Буду, - выдала бабка и уселась за стол, не выпуская из рук ни утюга, ни сумки.
Машка подсуетилась и выставила перед Любовью Павловной чашку и тарелочку. На тарелочку положила теплую ватрушку и уселась напротив, ждать, пока та соизволит пояснить ей цель визита, блин. Хотя, Маша и так уже догадалась, что визит нанесен для удовлетворения любопытства. Бабка разглядывала Машку, а Машка ее.
Глаза у той были серые, вострые. Волосы темные, с проседью, собраны в низкий, тугой пучок. На вид годам к семидесяти. Одета опрятно – кофта и юбка. Платка не было, хотя Машка уверена была, что в деревнях бабульки в платках ходят. Складывалось ощущение, что по молодости бабка была симпатичной и вот эта привлекательность все еще заметна была за морщинами.
Бабка держала паузу, Машка терпеливо ждала. Первой не выдержала Любовь Павловна.
– У меня утюг сломался.
– Я уже догадалась. Может, новый купить, а? Этому сто лет в обед, - прямолинейная Машутка не стала охать и ахать, а предложила хороший вариант.
– Есть уже. Зять подарил. Не могу я им гладить! Привыкла к этому, хоть плачь. Возила на усадьбу, не приняли в ремонт, - и сидит, ждет.
– Давайте его сюда. Я починю, - вещь эта не убиваемая, но вот провода в таких агрегатах часто истирались, - Минут двадцать и готово. Подождете или завтра заберете?
– Подожду, - ну, конечно, а как же иначе?
Машка приготовилась к допросу, а его и не последовало. Вот странная бабка! Пока селянка пила чай и кусала смачно ватруху, Машка на краешке стола устроилась с новым проводом и принялась за починку.
– Домик у тебя справный. Мал только. Хотя для одной –то впору. Ты молодец, аккуратная. Пыли –то нет и все на местах. И себя опрятно держишь, даже дома. Бабы –то обычно по избе шастают кто в чем.
– У меня мама шьет хорошо. Сколько себя помню, у нее всегда такие милые домашние платьица были. Она и мне шила. Наверно, это привычка. И папе нравилось. Знаете, он всегда улыбался, когда видел меня и маму в одинаковых платьях. Говорил – мои девочки, - бабка слушала внимательно и не перебивала, - Вы родились в Красных Орлах?
– Местная я, - и опять молчит.
– Вы сказали зять у Вас. Значит, дочка есть?
– Есть. И сын. Все на усадьбе головной живут.
– А Вы что же?
– А кто мне там рад, а? У всех семьи свои, так зачем я под ногами у них крутиться стану?
– Не тяжело Вам одной?
– По разному бывает.
И снова разговор затих. Машка сделала вывод, что бабка не из болтливых и перестала вести светскую беседу. Утюг починила и сказала.
– Готово, Любовь Павловна. Проверим? – бабка не ворохнулась и Машка воткнула в розетку аппарат, - Вот. Греет, как новенький. У таких утюгов часто провода истираются. Вы, Любовь Павловна, если что заходите. У меня есть еще метров пять такого крученого в оплетке. Но, думаю, прослужит долго. Раньше делали крепкие утюги.
Бабка утюг проверила ладонью. Вытянула из розетки, завернула проводок вокруг корпуса и поставила на стол. Потом потянулась к своей сумке и достала оттуда яйца в пакетике. Штук пять.
– На ка. За работу.
– Не нужно вовсе. Любовь Павловна, я просто так починила. Никакой оплаты я не возьму с Вас.
– Бери, сказала, - и вот тут Машка кое –что поняла.
Похоже, к ней в гости пожаловала местный авторитет. Голос такой властности говорил об этом совершенно чётко, прямо. Да и сама бабка преобразилась. Лицо, до этого момента, обычное, подобралось, и проступили в нем резкие, твердые линии. Но Машка по своему характеру не любила, когда волю свою ей навязывали, тем более в такой грубой форме.
– Сказала, не возьму.
– Бери!
– Нет. И не нужно кричать на меня. Это никоим образом моего решения не изменит. Утюг работает, так что забирайте и идите домой. Или еще чаю? – Машка голоса на бабку поднимать не стала, неприлично.
Но и потакать какой –то местной бэндерше не хотела! Стояла и всем видом своим показывала – хрен те, бабка, а не прогиб!
– С характером, значится?
– С ним.
– Ну и ладно,- бабка легко убрала яйца в сумку, прихватила утюг и пошла на выход.
Машка за ней. На пороге Любовь Павловна задержалась.
– Спасибо, Мань. Ватрушки вкусные. И за утюг, - и ушла, прямая, словно и не бабка вовсе, а женщина средних лет.
И как это понимать? Машка головой покачала и пошла прибрать со стола и спать ложится. А что? Встать надо пораньше и приготовить для босса задуманное угощение ради ржаки.
Глава 6
Ночь в деревне дело особое. Спит все! Это не город с бесконечной его жизнью. Музыкой, вывесками, сиренами скорой помощи и полиции. Громыханием клубов и поздними театральными спектаклями. Если и слышны в селе были какие –то звуки, то исключительно экологичного проявления. Природного, так сказать. Даже вздохи влюбленных парочек, что прячутся за углами сараюшек и под заборами, можно отнести к прекрасному природному инстинкту размножения.
Самбрера спал и пел во сне. Нет, не ту мексиканскую песню, что стала поводом для его прозвища, а ту, что напоминала ему о единственной его любви. Давешней и безответной. Занятно, что песня была женской и исполнялась певицей Анной Герман. Только в виде известной актрисы выступала Маруська, справная деваха.
Альберт спал и улыбался. Снилась ему Машенька Кан с ее очаровательным личиком, попкой и ножками. Он сам, герой и высокопоставленный работник (согласно сценарию сна), катал Машеньку в красном кабриолете по Красным же Орлам, а она улыбалась ему нежно и восхищенно.
Мишка дрых. Устал за день. Впервые в жизни сон о том, как настигают его отцовские враги кошмаром не виделся. А все потому, что позади него стояла маленькая Машка и палила почём зря из автомата по недругам! Может, потому и лицо его, обычно серьезное, расслабилось, утешилось ночной тишиной, мягкой подушкой и ощущением надежно прикрытого тыла.
Бабка Люба спала на мягонькой перине, подаренной все тем же заботливым зятем. И во сне вела она приезжую Маньку за руку по Красным Орлам, отбрёхивалась от языкастых баб, что невзлюбили новенькую!