Красные орлы
Шрифт:
От автора
Первые записи этого дневника были сделаны в 1918 году, последние — в 1920. В походах и боях, по большей части торопливо занося в тетрадь свои впечатления и мысли, я, конечно, не думал о том, что когда-нибудь дневник будет обнародован.
Но прошли десятилетия, и товарищи посоветовали опубликовать этот старый, многие годы лежавший в столе дневник. После долгих раздумий я решился на этот шаг потому, что видел в своих записях человеческий документ времен гражданской войны. В нем названы имена и в меру способностей
Наивность некоторых суждений, односторонность иных оценок и некоторые другие недостатки не удивительны — ведь в те трудные годы автор делал лишь первые жизненные шаги.
При подготовке дневника к печати возникла необходимость уточнить некоторые даты и имена, дать более ясное и подробное изложение отдельных моментов и фактов. За помощь, оказанную в этой работе, выражаю самую искреннюю признательность моим однополчанам и землякам товарищам Л. Дудину, А. Полуяхтову, И. Баженову, Ф. Григорьеву, А. Мясникову, М. Пиньженину, Г. Голикову, С. Пшеницыну, М. Тарских, П. Скворцову, А. Кузнецову, К. Чепурину, а также литературному редактору В. Кардину.
С мыслью о великой Ленинской партии и торжестве коммунизма, о героической Советской Армии, о первых товарищах по оружию, по политической работе я передаю этот красноармейский дневник давно минувших, но вечно живых лет в руки читателя.
Ф. ГОЛИКОВ
1918 год
В Камышлове
Сегодняшний день, 13 апреля 1918 года, запомнится мне навсегда. Такого еще не было в моей жизни за все семнадцать лет. Я стал членом РКП (б) — Российской Коммунистической партии (большевиков).
Пришел вечером домой и захотелось записать, как все происходило.
В уком ходил с отцом. Он старше меня на 21 год. Но в партию большевиков вступали вместе.
Уком находится в доме, где раньше помещался кинематограф «Чудо», который содержал некто Сметанин. Мы туда часто ходили. Билеты у Сметанина были дешевые.
Разве думал я когда-нибудь, что в зале, где смотрел Глупышкина, Мозжухина и Веру Холодную, решится моя судьба?
Вход в зал прямо со двора. Ждали мы недолго, с полчаса. Отец молчит, волнуется. Я тоже волнуюсь. Слышим, зовут:
— Товарищи Голиковы, заходите.
Людей мало. На сцене — стол. За ним сидят наши товарищи из укома: Федоров, Подпорин, Цируль, Васильев. Я знал их в лицо, не раз слышал на митингах,
Федоров сначала обратился к отцу. Говорит просто, как с другом. У меня отлегло от сердца. Да и отец, вижу, спокойнее стал. Спрашивают его про партийную ячейку в волости.
Отец, вернувшись с фронта, решил: «Пойду с большевиками». Так же думали и его приятели-фронтовики. Они объявили себя партийной ячейкой, хотя в партию еще не вступили.
Федоров похвалил отца:
Правильно сделал, принимаем тебя в РКП (б). Потом стали задавать вопросы:
Как работает волостной Совет?
Как относятся к Советской власти мужики?
Многие ли сочувствуют большевикам? Говорили с отцом минут, наверное, восемь, но мне эти минуты показались часом.
Наконец дошла очередь и до меня. Я ждал разных вопросов, а задали лишь один:
Почему вступаешь именно в большевистскую партию?
А как же? — удивился я. — Она за трудящийся народ борется.
Меня поддержали сразу несколько голосов:
Правильно… Дело ясное — мы его знаем, он на митингах за большевиков выступает.
Я, и правда, выступал на митингах разок-другой против меньшевиков и эсеров, но не думал, что об этом известно членам укома.
Вышли мы с отцом на улицу, посмотрели друг на друга и обнялись.
Потом отец пошел заказывать печать для своей Борисовской партийной ячейки. Меня прихватил с собой и наказал получить печать, когда будет готова, а затем отвезти ему в деревню.
Пока мы ходили по улицам, я все время в уме отвечал себе на вопрос, который задали в укоме. В самом деле, почему мне вздумалось вступить именно в партию большевиков, а не в какую-нибудь другую? У нас хоть город и небольшой, а партий хватает. Были кадеты. Имеются меньшевики, эсеры. Есть анархисты: у них свой дом с черным флагом и свой вождь — долговязый Черепанов с большой черной бородищей.
На митингах произносят речи ораторы от всех партий. Некоторые, надо признать, говорят красиво, громко, например меньшевик — медик Гольденштейн, эсеры Спиридонова и Лубнин. И все клянутся: «Мы за народ, за свободу, за братство».
Почему же я верю только большевикам? Почему хочу быть именно с ними?
Наверное, помог отец. Мне даже трудно выразить, как я люблю и уважаю его.
Отец сочувствует чужой беде, всегда готов помочь другому. Он и фельдшером стал, чтобы облегчать людям страдания. Я мечтаю пойти по его стопам. Вырасту — стану доктором. Это, по-моему, самая человечная, очень полезная людям профессия.
Отец твердо встал на сторону большевиков, Ленина. Все, что он говорил о революции, о судьбе народа, было для меня убедительно. Отцу скоро 40 лет. Он многое видел, много пережил.
Но вот я сейчас сижу и думаю: только ли благодаря отцу вступил я в РКП (б)? Нет, не только.
Я, конечно, не много еще жил на свете, но уже успел узнать, что такое несправедливость, видел богатых и бедных. А большевики стремятся к тому, чтобы все люди жили хорошо и на самом деле стали братьями.
У меня сегодня такой день, что хочется припомнить всю жизнь, особенно последние годы.
Недавно я переселился на квартиру к старушке Прасковье Ионовне Владимировой на Сибирскую улицу в дом № 120. Мне здесь хорошо. Тихо, чисто. Прасковья Ионовна относится ко мне, как мать или бабушка. Называет не Филиппом, а Феликсом, значит счастливым.