Красные орлы
Шрифт:
Мне этот марш крепко запомнился.
Бывает так: все делаешь день за днем машинально, не вдумываясь, а потом вдруг что-нибудь заденет за душу и сразу увидишь настоящий смысл каждого своего поступка, каждого шага. Так вот и со мной случилось во время вчерашнего марша. Хочу описать все по порядку.
Глухо шумели вершины сосен. Лучи осеннего солнца едва пробивались сквозь густой хвойный лес.
Казалось, сосны шепчутся, дивясь железному упор-(;тву людей, ведущих великую борьбу за освобождение трудящихся. И солнце словно поражено отвагой красных бойцов, тихо пробирающихся через лес.
Двум ротам
Знали ли мы силы неприятеля? Нет, не знали. Мы даже не задумывались над этим, но помнили: во имя революции надо победить, и верили в победу. Мы надеялись на свою смелость, на быстроту марша, на неожиданность удара.
Красноармейцы шли молча, изредка перекидываясь словами. Впереди — сосредоточенный, задумчивый командир батальона товарищ Жуков. За ним — мы, пулеметчики, потом — роты. Замыкающим — конный отряд.
Завтра, может быть, на нашем пути встанут горы, протянутся реки, Мы преодолеем и их. Нас ничто не остановит.
После десяти часов тяжелого пути роты вышли в район Режевского завода. Несмотря на усталость, люди чувствовали себя на подъеме, крепко сжимали в руках винтовки.
Быстро рассыпались в цепь, дружно двинулись вперед.
Враг сумел избежать окружения, но вынужден был отступить на три версты от завода. Однако и здесь ему не удалось закрепиться. Наши роты совместно с бронепоездом, который до этого входил в отряд матроса Хохрякова, вышибли беляков с их новой позиции и отогнали до следующей станции.
Не только у нас, бойцов, но и у командиров военное образование недостаточное: кто побывал в учебной команде, кто учился на фронте. Однако мы побеждаем и будем побеждать. Уверенность в своей правоте, ненависть к угнетателям, беззаветная отвага — вот что помогает нашим красным смельчакам громить вековых врагов во славу и во имя мировой революции.
Мы вовремя подоспели к Режевскому заводу. Весь город был в руках мятежников. Верные Советской власти остатки Волынского полка с трудом удерживались на его окраине. Наше появление помешало белогвардейцам, наступавшим от Екатеринбурга, соединиться с восставшими. Батальон вместе с волынцами вернул завод. Большая, хорошая победа!
В Режевском заводе простояли более суток. Сюда подошел весь полк, так как положение здесь очень серьезное. Наша рота — в ней человек около ста — поставлена между Режем и селом Покровским.
Покровское у нас в тылу. Это огромное село длиною в 10 верст. Оттуда мы ничего худого не ждали. Но рано утром, едва стало рассветать, нас подняли по тревоге и приказали: «Бегом к Покровскому».. В чем дело, не ясно. Оказывается, село занято восставшими и их немало.
Наша задача: перехватить железную дорогу на Реж и не пропустить банду в сторону завода, в тыл нашему полку,
Солнце уже взошло, когда мы приблизились к селу. Залегли длинной редкой цепочкой вдоль насыпи. Село видно хорошо, особенно церковь. Между полотном железной дороги и селом — плетень, отделяющий поскотину от полей. На полях — высокие хлеба. Помню, у меня мелькнула мысль: «Хороший урожай будет».
Но долго думать об урожае не пришлось. Едва заняли позицию и установили «максим», восставшие пошли в наступление. Наступало несколько сотен. Деревня буквально кишела мятежниками.
Наша рота открыла огонь из винтовок и пулеметов. Шабанов взялся за ручки «максима» и выпустил очередь. Он очень горячился, нервничал, и пули ложились шагах в ста от нас. Аникин пытался поправить, но Шабанов ответил ему своими излюбленными выражениями.
Повстанцы перелезли через изгороди, приближались к железнодорожному полотну. Я уже различал их лица. Но тут, наконец, наш «максим» перестал «пахать землю» и крепко ударил по наступавшим. Они сначала залегли, потом начали отходить. Однако через некоторое время снова рванулись вперед. «Максим» опять заставил их вернуться в село… И так повторялось несколько раз.
Пока сдерживали мятежников, подходило подкрепление. Через час появилась еще одна рота, потом полковая батарея, командир которой, товарищ Лашкевич, — меткий артиллерист. Наконец часам к одиннадцати подошел Путиловский Стальной кавалерийский дивизион товарища Прокопьева, а вскоре и бронепоезд товарища Быстрова.
Всеми нами командовал Ф. Е. Акулов. Село было зажато в полукольцо. Батарея разбила колокольню, на которой сидели вражеские наблюдатели, и кавалеристы ворвались в Покровское.
Сердце ликовало, когда я увидел устремившихся вперед красных конников.
Мы одержали полную победу. Восставшие сдались. Организаторы мятежа — офицеры и кулаки взяты в плен.
Наше положение что-то сильно ухудшается. На прошлой неделе белые все-таки отбили село Покровское, а также некоторые деревни около Режевского завода и продолжают лезть дальше. Наш полк уже с неделю находится в этом районе один: Камышловский и 4-й Уральский полки дерутся с врагом в Нижнем Тагиле. Почти два месяца мы с ними воевали бок о бок, хорошо били белых и привыкли друг к другу. Без них как-то не по себе.
Сегодня вдруг сказали, что части нашего полка начнут отходить к станции Самоцвет и даже дальше — к Алапаевску. А мы-то все время надеялись двинуться на Камышлов и со дня на день ждали освобождения Екатеринбурга!
Настроение стало невеселым. Как же так? Ведь не белые нас здесь побеждали, а мы их! Сколько разбили одних офицерских отрядов? Чуть не дошли до станции Богдановичи, приближались к городу Ирбиту, тогда как другие наши войска были в 30 верстах от Екатеринбурга! Да и теперь все восхищаются большой победой Камышловского и 4-го Уральского полков в Нижнем Тагиле: смелым ударом отбросили белых от завода на 20 верст. Но командиры, военком товарищ Юдин, его помощник Цеховский и агитатор Лобков говорят нам, что свою задачу мы выполнили и оставаться здесь дольше не можем — нас отрежут. Разъясняют, что побить белых на этом участке фронта только своими силами мы не сумеем и на Камышлов придется наступать попозже.
Видно, так оно и есть — надо отходить…
На днях по просьбе товарища Тарских я переведен в 3-ю роту, которой он командует. Не хотелось уходить из своей 9-й, но Павел Мамонтович — мой земляк, друг отца. Я ничего не имел против того, чтобы быть под его началом. Однако, когда перешел в 3-ю роту, увидел, что Тарских хочет сделать меня писарем. Это мне не по душе. Я шел добровольцем в Красную Армию, чтобы бить белогвардейцев, а не переводить бумагу.