Красные орлы
Шрифт:
А тут еще новое осложнение: вместе с нами через леса и болота пойдут подводы с беженцами. Белые без жалости и пощады расправляются с семьями красноармейцев. Потому и приходится нам брать с собой женщин, стариков и детей из-под Тюмени, Долматова, Верхней Течи, Катайска, Каменска, Камышлова, Егоршина, Алапаевска.
Как мы будем с ними двигаться, не могу себе представить. Но ведь не оставишь их, не бросишь на произвол судьбы!
Неужели не найдется писатель, который рассказал бы людям о нашем походе?!
Идем уже не первый день, а запомнился
Поля кончились, колонна вошла в лес. Дорога превратилась в узкую дорожку, а еще через несколько верст — в тропку. Эта тропка и привела под утро в совсем гиблые места. Кругом — болота, поросшие реденькими елями и березками.
Было бы еще полбеды, если б шли гуськом несколько человек, а то — целый полк, с артиллерией, обозом. После кавэскадрона, головного третьего батальона и штаба от тропы ничего не осталось. Что ни шаг, чуть не по колено проваливаешься в грязь. Молодым так-сяк, а пожилым тяжело.
Вместе с нашим первым батальоном двигалась полковая батарея, за ней второй батальон, потом китайские роты и, наконец, тылы 1-го Горного полка.
Артиллерийские лошади выбились из сил и вскоре пристали. Тогда командиры приказали разобрать снаряды из передков, взять по одному на брата.
Так у нас в вещевых мешках оказались снаряды. Вытаскивать ноги из грязи стало совсем невмоготу. Да и лошадкам нашей помощи хватило ненадолго., Не ожидая приказа, мы на гиблых местах впрягались в упряжки сами. А как же иначе? Не оставлять же в беде нашу славную боевую батарею!
Совсем плохо было с беженцами. Детишки, старики, женщины ехали на подводах. Лошади то и дело останавливались. Колонна двигалась черепашьим шагом.
Кое-кто из бойцов начал роптать: «Связались с бабьем, а приказ останется невыполненным, к месту назначения опоздаем». Но таким быстро затыкали рот, обрывали на полуслове.
Однако так дальше продолжаться не могло. Командиры посоветовали беженцам по возможности сгрузить с подвод добро. Женщины и слушать не хотели.
Пришлось прибегнуть к принудительным мерам. И тут началось нечто несусветное. Крик, гам, слезы. Все вокруг покрылось пухом из разорванных подушек и перин.
Кто-кто, а мы хорошо понимали, каково женщинам лишиться своего скарба, годами накопленного на трудовые копейки. Но иного выхода не было. Ведь это делалось, чтобы спасти жизнь тем же женщинам, детям, старикам и иметь возможность снова бить врагов революции.
Я отлично понимал, насколько все это правильно. Однако у меня остался тяжелый осадок после «пухового побоища». Пишу, а у самого и сейчас перед глазами стоят охваченные горем женщины, слышу их жалобы, ругань, плач…
Вскоре мы нагнали 3-й батальон. Не потому, что быстро шли. Просто он застрял. Начиналась непроходимая лесная топь. Теперь уж, казалось, никак не пробиться вперед.
Но, наверное, мы сами не знаем своих сил, не знаем, на что способны ради жизни, ради победы.
Принялись настилать гать. Одни рубили деревья, другие очищали их от сучьев, третьи укладывали. Беженцы, забыв о недавних обидах, тоже принялись за работу.
Продвигались мы медленно, но все-таки продвигались.
С грехом пополам вышли к реке Тагилу у деревни Ясьва. Здесь — снова беда. Река, хоть неширокая и неглубокая, но быстрая. А ни парома, ни моста нет. Первым встал вопрос: как быть с батареей? Над этим все ломали голову: и командиры, и красноармейцы. Предлагались разные способы. В конце концов решили перетянуть пушки канатами на небольшом плоту вручную. Одно орудие затонуло и его долго вытаскивали. Сам товарищ Акулов Ф Е. хлопотал по горло в воде. Четыре часа возились с батареей, а всего на переправе пробыли шесть часов.
За рекой Тагилом стало посуше. Плохонькие лесные проселки показались нам мостовой. Как приятно, когда под ногами не чавкает грязь, когда тебя не засасывает болото!
Однако опять же радоваться было рано. Мы потеряли связь с дивизией. Никто не знает, в чьих руках Кушва, к которой пробиваемся с таким трудом.
Командиры беспокоятся, как бы белые раньше нас не вышли на дорогу Ирбит — Кушва.
Стараемся идти побыстрее. Но чувствуется, что люди сильно измучились. Да и питаемся кое-как: сухари, чай.
Командиры рот, комиссар товарищ Юдин, его помощник товарищ Цеховский, заместитель председателя полкового партийного коллектива Миша Ковригин, председатель укома товарищ Федоров все время с нами. Они наравне со всеми мостили гать, перетягивали пушки и пили дымный чай из котелков.
От этого делаешься спокойнее и увереннее. Видишь, что вожаки наши, такие же простые люди, как и мы. У них есть перед нами лишь одно преимущество: в самый трудный момент умеют шуткой, острым словом приободрить всех нас. Этим же бесценным качеством обладает (и пожалуй даже лучше других) наш любимый агитатор товарищ Лобков. Он — маленький, невзрачный на вид человек лет тридцати, а уже успел побывать в Сибири на каторге. Когда он рассказывает о большевиках-подпольщиках, об их работе «на воле» и поведении в тюрьмах, чувствуешь прилив сил, готов горы свернуть.
Разве пережитое нами на марше можно сравнить с тем, что испытали наши старшие товарищи, при кровавом царизме боровшиеся за революцию?!
Не так уж много времени прошло после нашего отступления от Салки к Кушве. Но теперь это — тема воспоминаний, повод для шуток. Можно посмеяться над тем, как вытаскивали из грязи ботинки, «воевали» с женщинами, «купались» в холодном Тагиле.
Шутки шутками, а ведь могло все кончиться худо, поддайся люди панике, страху, нарушь дисциплину, боевую спайку. Мог кто-нибудь и дезертировать, спасая свою шкуру. Ведь еще до похода один такой нашелся. Это был Сашка Чуваков. Хныкал-хныкал, да и удрал из полка.
В общем марш кончился гораздо радостнее, чем начался.
От Ирбита белые не успели подойти, и дорога нашему полку на Кушву была свободна. Со стороны Нижнего Тагила противник хоть и продвинулся, но отрезать нам путь тоже не смог.
Встретились с представителями 1-й бригады и политотдела дивизии. Они не меньше нас обрадовались этой встрече. В дивизии уже думали, что полк погиб, а мы живы-здоровы. Оставили белым лишь поломанные телеги и домашний скарб, брошенный в болото.
Когда вступали в Кушву, на улицу высыпали рабочие, женщины, дети. Все от души нас приветствовали.