Красные орлы
Шрифт:
Второй батальон теперь на станции Комарихинской. Селянку вчера наши части оставили. Мы уходили, когда пылал вокзал и пристанционные постройки. Что поделаешь? Этого требует война.
Поблизости красных полков нет. Большинство их ушло к Перми. Опять наш полк один прикрывает отход главных сил 29-й дивизии.
Путь от Чусовой до Комарихинской обильно полит кровью. Здесь шла жестокая борьба труда с капиталом.
Станция Комарихинская стоит в глухом бору. Когда стихает стрельба, можно подумать, что ни
Неподалеку от Комарихинской произошел вчера тяжелый и позорный случай. Как ни досадно писать о нем, а должен занести в дневник.
Комбату-2 товарищу Полуяхтову было приказано выбить белых из Климовки, Паинц и Белой. В распоряжение Полуяхтова командир полка передал маршевый батальон под командованием товарища Авдеева. Маршевики только что прибыли на станцию Комарихинскую, едва успели выгрузиться из вагонов. Батальон насчитывал человек 600–700. Одеты добротно, тепло, в шинели не привычного для нас черного цвета.
Маршевиков направили занимать сначала Климовку, а потом Паинцы. Наш батальон двинулся на Белую.
Все вроде бы шло хорошо. Маршевики под командой товарища Полуяхтова атаковали Климовку и почти без потерь вступили в нее.
Товарищ Полуяхтов вместе с командиром 5-й роты товарищем Коробицыным, довольные победой, отправились к своим бойцам. Вдруг их нагоняют командир и комиссар маршевого батальона с десятком красноармейцев в черных шинелях. Остальные, оказывается, перешли на сторону белых.
Как это случилось, никто толком объяснить не может. Одни уверяют, что красноармейцы, попав в деревню, сами побросали винтовки и огородами разбежались кто куда. По словам других, маршевиков неожиданно атаковали белые, началась паника и, воспользовавшись ею, враг пленил весь батальон.
Товарищ Полуяхтов поднял в атаку своих «красных орлов». Но Климовку отбить не удалось. Повторили атаку — и снова безрезультатно.
Мне очень хочется понять, почему же так случилось?
Маршевый батальон почти целиком состоял из вотяков. Этот народ при власти царей пребывал в темноте и невежестве. Надо было разъяснить красноармейцам-вотякам, за что мы бьемся в гражданской войне, какова цель мирового пролетариата в борьбе с буржуазией. Но политической агитацией в батальоне занимались плохо. При мне произошел такой разговор. Один из «красных орлов» спрашивает маршевика: «Ты коммунист?» А тот отвечает: «Не, я вятский».
Куда уж дальше?!
Батальон комплектовали в Перми наскоро. Оружие, обмундирование дали, немного подучили — и в бой, да еще на самый трудный участок. А обоза нет, кухонь нет. Даже котелками не снабдили. Пока до фронта доехали, проголодались, появилось недовольство, поползли слухи.
Где голод, беспорядки и нет политической агитации, там раздолье клеветникам и скрытым врагам. Тем более, когда командиры живут сами по себе, мало тревожатся о благополучии красноармейцев, о их просвещении.
Вот и выходит, батальон-то был не настоящий, не сплоченный, не знающий своей цели. Стоило белым поднажать, он и развалился.
Сегодня только и разговоров о маршевиках. Многие полагают, что командир полка поступил неразумно. Лучше было бы распределить пополнение по ротам, а не посылать прибывших прямо из теплушек в бой. Другие считают, что у комполка выбора не было. Я думаю, правы первые. Зря послали на боевое дело необстрелянных, голодных и политически темных маршевиков скопом.
Нашему полку вновь обещают дать отдых. Получена телеграмма от командующего 3-й армией. Благодарит нас за стойкость и героизм, просит продержаться еще несколько дней.
Продержимся, конечно! Однако до чего люди измучились. Около меня за стол только что сел комбат Полуяхтов. Налил из самовара стакан чаю, подвинул к себе и… заснул.
Полк наш седлает железную дорогу. Последние два дня прошли тихо. Боев не было. Мы радуемся тому, что 3-й батальон, который отходил самостоятельно, присоединился наконец к полку.
Я почти не вылезаю из теплушки. Пишу, читаю. В «Красный набат» послал статью о том, как мы били белую гвардию под Комарихинской. Старался ничего не упустить, правдиво изложить все события.
Уже давно товарищ Юдин поручил мне вести историю нашего полка. Записываю урывками, иногда подолгу не удается сесть за бумагу. Отстал почти на месяц. Вчера дошел до 28 ноября, до нашего отступления. Дальше писать не хочется. Очень уж тяжелые дни приходится вспоминать. Как-нибудь на отдыхе наверстаю.
Теперь определенно говорят: смена полка через два — три дня. Не верится даже.
Больше всего мечтаю попариться в бане, отоспаться и почитать. Стосковался по книгам.
Сегодня полдня сидел над «Программой коммунистов». Читал не спеша, вдумывался в каждую строчку, самые интересные и важные места выписывал в тетрадку. Еще бы два спокойных денька, и я бы одолел «Программу коммунистов» до конца.
Со вчерашнего дня опять отступаем. Из Комарихинской выехали под обстрелом.
В ночь на 19-е белые атаковали 2-й и 3-й батальоны. Надеялись на неожиданность, но не тут-то было. Беляков встретили дружным огнем. Враг понес очень большие потери. Но и нам ночной бой тоже даром не сошел.
По заданию товарища Юдина составил очередную политсводку на имя военкома 29-й дивизии. В ней изложено все как есть. Занесу-ка я ее в свой дневник:
«Настроение команды неважное, подавленное. И ввиду тяжелой обстановки на фронте, где все тяжести защиты направления падают на 1-й полк, и вследствие переутомления. Но все же полк с упорством ведет борьбу против во много раз превышающих его сил врага.
Сегодня во время шестичасового боя на участке 3-го батальона было найдено 80 трупов солдат и офицеров противника, взят один пулемет системы „максим“ и четыре воза винтовок, из которых три доставлены в полк, а один сброшен в речку, т. к. противник занял ст. Комарихинская и село Сосновая Гора — мы были окружены.
7-я рота потеряла весь командный состав и около 40 красноармейцев. В 8-й и 9-й ротах потери незначительны.
На участке 2-го батальона потери противника в 2–3 раза больше, чем на участке 3-го.