Красные пианисты
Шрифт:
Работая в абвере, Остер оказался в гуще военных и политических событий того времени.
Остер считал, что армия должна оставаться вне политики. Но жизнь заставила пересмотреть эти взгляды.
Убийство в тридцать четвертом году главы штурмовиков Рема и его ближайших помощников — «ночь длинных ножей» — вызвало в нем резкий протест. Эта было беззаконие.
Но Остер не знал тогда подоплеки дела. Он считал, что это сделано без ведома Гитлера. Но шло время, и Остер убеждался, что созданные и подчиненные Гиммлеру отряды СС занимали в жизни государства все более значительное место. Эти люди,
Вскоре начались преследования неугодных Гитлеру видных военачальников.
Подал в отставку военный министр Бломберг. Люди из окружения Гиммлера подсунули вдовцу молодую красивую женщину. Министр женился на ней. На свадьбе был сам фюрер.
Но вскоре выяснилось, что молодая жена военного министра числилась в полиции как девица легкого поведения, долгое время занимающаяся проституцией. Разразился скандал. Бломбергу ничего не осталось, как уйти со своего поста.
Потом Гитлер снял командующего сухопутными силами Вернера фон Фриче. Фриче тоже был обвинен в «моральном разложении», в гомосексуализме. Подставной свидетель «узнал» в нем человека, с которым сожительствовал.
Последняя история вызвала крайнее возмущение многих высших офицеров. Фон Фриче пользовался авторитетом в армии. Остер боготворил его. Вместе со своими единомышленниками — военными юристами Остер добился офицерского суда чести.
Суд без труда развеял ложные обвинения, возведенные на главнокомандующего. Уличенный в лжесвидетельстве, человек, которого подставили люди Гиммлера, вынужден был признаться, что он сожительствовал не с генералом, а с каким-то капитаном фон Фриче.
Генерала Фриче оправдали. Но Гитлер заявил, что это дело получило слишком большую огласку и он не может оставить его на должности главнокомандующего.
Когда началась война с Польшей, Фриче попросился на фронт. Люди из ближайшего к нему окружения говорили, что генерал искал смерти на поле боя и потому погиб.
История с Фриче, его гибель поставили Остера в ряды непримиримых противников Гитлера.
На этой почве уже тогда сложилась группа единомышленников: начальник Остера адмирал Канарис, начальник генерального штаба сухопутных сил генерал-полковник Людвиг фон Бек и прокурор Гамбурга Ганс фон Донаньи.
От Донаньи Остеру стало известно о беззакониях, которые творились в Германии в борьбе с инакомыслящими, об изощренных пытках, применяемых гестаповцами, о концлагерях.
Военные приготовления, а затем захват Австрии, раздел Чехословакии, нападение на Польшу не оставляли никаких сомнений в том, что Гитлер втягивает Германию в новую мировую войну, последствия которой трудно представить.
Любой исход в этой войне не устраивал Остера. Если Германия победит — нацизм укрепится. Если Германия проиграет войну — обозленные противники уничтожат ее как мировую державу раз и навсегда.
Надо было что-то делать!
Остер считал армию единственной силой, которая может свергнуть режим Гитлера. Но армия повинуется приказам генералов.
Генерал-полковник фон Бек мог быть подходящей фигурой, чтобы возглавить новое военное правительство после свержения власти нацистов.
Остер понимал, что Гитлер никогда добровольно не
Однако и Бек и Канарис не поддержали Остера. Бек представлял себе переворот «мирным путем»: видные генералы сделают совместный демарш — и Гитлер подаст в отставку.
По мнению Остера, этот путь был совершенно нереальным. Во-первых, среди генералов не было единства. Во-вторых, Гитлер не из тех людей, которые откажутся так легко от власти. В его распоряжении остаются войска СС, охранные отряды СС, преданные ему, и весь огромный полицейский аппарат.
Кроме того, Остер был не уверен, что демарш генералов поддержит вся армия.
Пока шли споры и пререкания между заговорщиками, Гитлер отправил фон Бека, надоевшего ему своими советами по политическим вопросам, на пенсию.
Молниеносный разгром Польши гитлеровской армией укрепил авторитет Гитлера даже среди многих генералов, его бывших противников. Когда он замыслил удар по Польше, генералы очень опасались, что если основные силы будут сосредоточены на востоке, а осуществить блицкриг можно было только так, то Франция и Англия ударят им в спину, прорвут слабо укрепленную линию Зигфрида и захватят Рур. А это конец для Германии.
На одном из последних перед нападением совещаний раздраженный противодействием генералов Гитлер воскликнул:
— Они не посмеют!
Был отдан приказ. Война в Польше закончилась через две недели, а войска Франции и Англии даже не сделали попытки перейти немецкую границу.
Уже 20 сентября, вскоре после разгрома Польши, Гитлер заявил бывшему в то время начальником главного штаба вермахта генерал-полковнику Вильгельму Кейтелю о решении немедленно сокрушить Францию. Даже осторожный, всегда и во всем поддакивающий Гитлеру Кейтель усомнился в реальности этого плана. Вместе с генералом Штюльпнагелем они представили обстоятельный доклад, из которого следовало, что успешный прорыв линии Мажино можно совершить только в сорок втором году.
— Все это вздор! — заявил Гитлер. — Я не пойду через линию Мажино.
Если не через линию Мажино, то, значит, Гитлер думает осуществить удар через Бельгию и Голландию, не считаясь с их нейтралитетом. На вопрос Кейтеля Гитлер сказал:
— Немецкий народ в будущем не спросит нас, как и каким путем мы достигли победы. Война — это не борьба в лайковых перчатках…
Стало ясно, что Гитлер не будет считаться ни с чем в достижении своих целей.
Надо было об этом предупредить Англию и Францию. Остер связался с бывшим бургомистром Лейпцига — тоже оппозиционером Карлом Гёрделером, надеясь, что тот сможет через своих людей передать сведения в Лондон.
Адмирал Канарис поехал на Западный фронт, чтобы побудить генералов противодействовать сумасбродным планам Гитлера, которые ставят Германию на грань катастрофы.
Остер связался с новым начальником генерального штаба генералом Францем Гальдером.
6 октября Гитлер выступил в рейхстаге. Он заявил, что готов заключить мир с Францией и Англией. Его условие: немецкие войска останутся в Польше, так как немецкому народу необходимо «жизненное пространство», и пусть Германии вернут колонии, которые ей принадлежали до первой мировой войны.