Красные пианисты
Шрифт:
На Курском выступе началась гигантская битва. В кинотеатрах Женевы показывали немецкие киножурналы — «Вохеншау».
На выжженных солнцем полях в смертельной схватке сходились тысячи танков и самоходных установок. Под Курском горело все. Даже железо.
Комментарии немецкого диктора, сопровождавшие «Вохешнау», вначале были оптимистическими. Но постепенно тон их менялся. Появились слова о том, что русские бросают в бой все новые и новые танковые массы. «Доблестные немецкие герои прочно удерживают свои позиции».
Газеты
«Немецкий капрал, который отказался назвать свою фамилию, — передавал корреспондент газеты «Ди Тат», — сказал мне: «Наш медперсонал не успевал оказывать даже первую помощь раненым. Медпункт был похож на настоящую бойню».
Менялся тон сводок и Советского Информбюро.
«С утра 5 июля наши войска на Орловско-Курском и Белгородском направлениях вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанных большим количеством авиации. Все атаки противника отбиты с большими для него потерями, и лишь в отдельных местах небольшим отрядам немцев удалось незначительно вклиниться в нашу оборону. По предварительным данным, нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боев подбито и уничтожено 568 немецких танков, сбито 203 самолета противника. Бои продолжаются».
В сводке за 15 июля уже сообщалось, что
«за три дня боев на ряде участков Орловского клина советские войска продвинулись на 25—30 километров».
«Сегодня, 5 августа, войска Брянского фронта при содействии с флангов войск Западного и Центрального фронтов в результате ожесточенных боев овладели городом Орел.
Сегодня же войска Степного и Воронежского фронтов сломили сопротивление противника и овладели городом Белгород.
Сегодня, 5 августа, в 24 часа, столица нашей Родины — Москва будет салютовать нашим доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из 120 орудий…»
— Шандор! Ты плачешь? — Лена тронула мужа за плечо. В комнате было темно. Перед глазами только подрагивал зеленый глазок телефункена.
Радо ничего не ответил. Он действительно плакал. Сказалось нервное напряжение последних месяцев. Слезы радости бесшумно катились по его щекам. Но даже слезами радости мужчина не может гордиться! Лена никогда его таким не видела.
— Тебе показалось, дорогая. Просто у меня слезятся глаза от насморка, — ответил Радо.
Глава семнадцатая
Перед Шелленбергом лежала расшифрованная радиограмма из Швейцарии в Москву.
«Немецкие потери с начала войны до 30 мая 1943 года: убитых — 1 млн. 80 тыс., пленных — 565 тыс. Кроме того, потери вспомогательных войск — примерно 180 тыс. убитых и раненых. Всего немецкие безвозвратные потери, по данным на 30 мая, составляют 3 млн. 772 тыс.,
«Какая кровоточащая рана! — подумал Шелленберг. — А ведь эта радиограмма послана 2 июля и в ней приводятся данные по 30 мая сорок третьего года. Что же осталось от немецкой армии после Курской битвы? Сумеет ли немецкий народ залечить эту чудовищную рану?» Шелленберг с трудом поднялся, будто сразу постарев на несколько лет. В последнее время он действительно чувствовал себя скверно. Но не такое было время, чтобы просить хотя бы день отпуска. Швейцарская «Красная тройка» бесила Шелленберга. Почему полковник Массон все еще медлит? Неужели приказ, подписанный самим Гитлером, не напугал «нейтралов»?
В последнее время Шелленберг нервничал.
В ведомстве Канариса арестовали полковника Донаньи. От занимаемой должности отстранен генерал Остер.
Когда гестаповцы пришли, чтобы произвести обыск в кабинете Донаньи, сам полковник в это время отсутствовал. Остер воспротивился этому, заявив, что Донаньи его подчиненный и он несет за него полную ответственность. «Если гестапо не доверяет Донаньи, значит, оно не доверяет и мне, — заявил Остер. — Тогда обыскивайте и меня!»
Прокурор Редер, главный обвинитель по делу «Красной капеллы», на это ответил:
— У меня нет, господин генерал, приказа произвести обыск у вас. Но если бы он у меня был, я бы не преминул это сделать. А сейчас не мешайте нам выполнять свои обязанности.
— Я прошу вас, адмирал, — обратился он к Канарису, — выделить доверенное лицо — офицера, который был бы свидетелем при обыске и открыл нам сейф Донаньи.
Канарис медленно поднялся с кресла и сказал, что сам пойдет с Редером.
У Донаньи в сейфе нашли документы, которые не могли служить прямыми уликами, но тем не менее наводили на некоторые размышления. Из документов явствовало, что расходование валюты не всегда велось законно. Донаньи арестовали, а Остеру пришлось уйти в отставку.
Кальтенбруннер добрался уже и до абвера.
Шелленберга настораживало и то, что дело «Красной капеллы» по приказу начальника Главного управления службы безопасности было передано гестапо. Шелленберг его начинал, а заканчивали Мюллер и его люди. Неужели он, Шелленберг, тоже на подозрении у Кальтенбруннера?
Прежде он боялся Гейдриха, и когда пришло известие о его гибели, бригадефюрер невольно облегченно вздохнул.
Но вот, кажется, появился новый соперник. И не менее опасный, чем прежний.
Когда дело «Красной капеллы» закончили, Кальтенбруннер вызвал Шелленберга и сказал ему:
— Надо кончать и с «Красной тройкой». Мы отрубим головы всем изменникам рейха! — При этом он сделал многозначительную паузу. — Можешь ознакомиться с материалами «Красной капеллы».
Это было увлекательное и, можно сказать, страшное чтение. Как явствовало из документов, это были не просто шпионы, это были активные борцы с режимом. У них имелась своя политическая платформа, планы насчет будущего Германии.